Искатель. 1980. Выпуск №1

зации. — И я рассказал -Валентине об «эффекте необитаемости».

(Чем в самом деле не равновесие между субъектом и средой?)

Она не уловила легкой иронии и восприняла параллель вполне серьезно. Оказывается, она тоже думала о чем-то таком... Только в ее представлении все- складывалось иначе, и ее мысленный эксперимент осуществить было не так уж трудно.

Деревянная изба. Четыре окна. Двускатная крыша. Перёд

окнами — одуванчики, маргаритки, пусть даже бурьян, — пере

числила она неторопливо все, что сейчас хотелось бы ей уви

деть, — Лесная дорога без асфальта. И по ней нужно долго

идти — к другому жилью, на работу. Хорошо, если солнце. Хоро

шо и зимой, в снег, в буран. Пусть даже дождь, серый, долгий.

Видела на картине такую избу.

Мечта, — сказал я, — говорят кое-где на севере рыбаки до

сих пор живут в таких домах. Но мне бывать в таких местах не

доводилось,

Скучаю иногда — сказала Валентина, — кораллы, омары,

осьминоги, водяные лилии, пальмы, а настоящей земли нет!

Расставаться. Скучать. Возвращаться. Радоваться возвраще

нию. Так?

Да, так.

Сквозь прозрачный корпус мы видели светло-зеленые волны, пробегавшие по лентам водорослей. Они вздрагивали от пузырьков, устремлявшихся вверх, от суеты пестрых, золотых и серебряных рыб.

Вдруг появился Ольховский. Неожиданно встал перед нами. Лицо его было серьезно, как никогда. Я вздрогнул, потом понял: здесь полная связь с «Гондваной», настоящий эффект присутствия. Ольховский сказал:

— Возвращайтесь. Быстрее. Курс — прямо на «Гондвану». Через минуту возможно землетрясение.

Прошло полминуты. Мы удалялись от подводных скал. Нас догнали волны. «Дельфин» качнулся, выпрямился. Упругие удары, толчки. Сработала аварийная сигнализация. Я слышал какой-то тонкий комариный писк. Низко гудела сирена. Глухой шум и снова толчки и удары. И вдруг — тишина. И нить жемчужных пузырей, пересекшая иллюминатор.

Землетрясение прекратилось, и море утихло. «Дельфин» держал курс на корабль. Нас отделяли от него тридцать минут хорошего хода.

* * *

Меня удивляет не планета, не звезды-близнецы, — вслух

размышляла Валентина. — И даже не то, что там нашли жизнь.

Непонятно другое: как могло получиться, что зонд принес оттуда

один вид. растений. И ничего больше.

Что ж тут такого? Случайная проба грунта. Что поймал,

то и осталось. Вряд ли автомат выудил бы инопланетную рыбину.

Придется вам открыть истину. В литре обыкновенной океан

ской воды десятки тысяч мельчайших организмов. Бактерии, во

доросли, какие-нибудь личинки. Зачерпните стакан воды в любом

16

17

месте нашего маршрута — и вы невольно отнимете у океана тысячи коренных его обитателей. Погрузите пробник в ил — он принесет столько живой пыли, что и компьютер не сосчитает.

Она отошла к пластиковой стене, надавила пальцем невидимую кнопку. Стена раздвинулась. Там были... книги. Она быстро выбрала том в старинном переплете. Потом стала листать его в поисках нужной страницы.

Вот, — сказала она, — послушайте: «На темном плотном

иле лежала яркая красная креветка. Она казалась выточенной из

драгоценного камня. Рядом с ней они увидели большую плоскую

рыбу, которая смотрела на металлический шар огромными глаза

ми. И никто из них не смог понять, зачем рыбе глаза, если она

живет на такой глубине».

Откуда это?

Описание первого погружения на дно Марианской впадины...

Батискаф «Триест» с Пикаром и Уолшем на борту. Классика.

Седая древность.

Ну что ж, — заметил я, не вполне понимая, куда она кло

нит, — опустись в этом месте какой-нибудь космический зонд с

дальней планеты, он бы поймал эту креветку. Возможно, и рыбу

тоже.

И все же микроскопические организмы, которые оказались

бы их спутниками, рассказали бы о жизни на нашей планете

больше. За ними прежде всего и охотился бы посланец из кос

моса.

Придется поверить.

Это просто. Одноклеточные — основание, фундамент «пище

вой пирамиды». Без них жизнь немыслима. Даже кислорода нам

не хватило бы без крохотных водорослей. Вовсе не леса — легкие

нашей планеты, а океан. Потому что зеленые клетки, живущие

в его водах, поглощают три четверти углекислоты. Гораздо боль

ше, чем джунгли, тайга, рощи всей Земли.

Это я знаю, но меня не устраивает такой энергетический под

ход. Будь я конструктором, то не стал бы строить аппарат для

доставки микробов, фагов, амеб. Просто неинтересно. Это почти

не жизнь.

Она звонко рассмеялась, но спохватилась, и глаза ее стали серьезными.

В вас говорит инстинкт охотника, но не исследователя!

Разве биолог откажется от крупной дичи? Из созвездия

Кита, например?

Мы говорим о разном. Совсем недавно возникло новое на

правление в биологии. У него сложное название. Даже биологи

именуют эту науку сокращенно: нанология—наука об общих свой

ствах и системах микроорганизмов и простейших. Кое-кто, напри

мер, изучает только способы передвижения. Двигатели коловраток

напоминают сказочные цветы, колесики часов, фантастические тур

бины или пропеллеры. У инфузорий есть множество ресничек-

весел, но действуют они по программе: вдоль тельца пробегают

«волны сжатия». Сразу и волновой и весельный механизмы. Спе

циалисту достаточно ознакомиться только с этими маленькими со