Искатель. 1983. Выпуск №1

Антону была неприятна эта его веселая суетливость. Узнай он о.смерти Борькиной матери, ему было бы не до веселья… Видно, война черствит людей.

***

Непривычная трапеза “при закрытых дверях”, с плотно занавешенными окнами, с мрачноватым хозяином во главе стола — лысая голова, черная борода, — в черном аккуратном костюме, вновь напомнившем институтского историка. До чего же он был непохож на того себя, униженно сетовавшего на судьбу в отцовом кабинете. В красивом грубоватом лице его жила непонятная, раздражающая властность, мужицкая грубоватость, хотя, возможно, это и было всегда его сутью, существом исконного лесовика, бывшего офицера “из простых”, промахавшего шашкой две войны и сейчас чувствовавшего себя привычно-уверенным — и где? У немцев! Чем он тут жил, на что душой опирался, что у него на уме?

Антон молчал, раздумывая, держал тон. Борис, напротив, — необычно оживленный; невпопад, с перебое ром подшучивал над их “благородным собранием”, видимо, от неловкости, взвинченный Клавкиной холодностью, с какой она расставляла по столу посуду с приглашением “есть — не стесняться”, а перед ним, Борькой, молча. В тарелках разносолы, розовое сало, зажаренный бок лося. А посередке старая, зеленого стекла, с глубинкой, кварта и уже налитые рюмки. Пошутил:

— А ничего вас немцы кормят!

— Сами кормимся, — буркнул дядя Шура, не удостоив Борьку взглядом, — своими руками.

— И ногами. Охотников ноги кормят. А заставы в лесу не мешают?

Словно заведенный, Борис лез на рожон, как видно, стараясь уяснить, что тут к чему, в этом доме. Хозяин взял рюмку, Борис тоже. Косвенно оглянув всех, спросил:

— Ну за что?

— У нас без тостов, — обронил хозяин, — отвыкли от праздников.

— И не скучаете? — шутовски спросил Борис.

— Да… некогда. Трудимся.

— На кого, интересно?

— На себя, конечно.

У Бориса криво дрогнула щетка усов, не обращая внимания на колючий взгляд Клавки, державшей начатую рюмку, уточнил:

— Власти не помеха?

— Индусы говорят, — хозяин усмешливо с хрустом разгрыз огурец, — чем меньше власти вмешиваются в мирские мелочи, тем прочней благоденствие.

— По-индусски зажили…

— А вообще, — пробубнил дядя Шура, на мгновение словно уходя — в себя, — каждый человек должен чувствовать себя хозяином. Каждый! Хозяева холуев не плодят. Догматики их плодят. Слепых щенков, кусачих…

— Вот именно, — выдавил Борис, хотя “вот именно” вовсе уж никуда не лезло, — только зла не таим.

В этой пустой, казалось бы, отвлеченной перебранке Борька с его неуклюжей петушистостью оставался потерпевшей стороной и явно пасовал, хотя виду не показывал. Антон толкнул его под локоть: “Спокойней!” Борис картинно развел руками, как бы говоря: “Спокоен, как никогда”.

— Да, не таим!. — повторил он. — А вот вы, — Александр Евдокимыч, к сожалению… (“Ну да, Евдокимыч он, — подумал Антон, — совсем забыл, а Борис помнит”.) — Никто не виноват, что у вас тогда сложилось так несчастливо. Обстановка требовала принципиальности.

— Ну, — беззлобно отмахнулся дядя, как бы думая о чем-то своем, — мы люди не гордые, прежде всего были требовательны к самим себе, на жизнь не жаловались.

Борька чуть побледнел.

— И в чем же были ваши требования? — промямлил он.

— А в. том, чтобы иметь свое, мнение на нашей благочестивой кафедре. И чтобы каждый мог. Независимость — великая вещь.

— Немного туманно, — нарочито хохотнул Борис, наверное, И сам чувствуя, что лезет в бутылку, но уняться не мог. — Субъективизмом попахивает.

— Э, словеса, — снова как бы небрежно обронил дядя, прожевывая кусок. Огромный, оскорбительно равнодушный, точно слон, в ногах у которого путается собачонка. — Напичкали вас… О чем говорить?

— А вы продолжайте, может, что прояснится. Не терплю тумана!

Неожиданно Клавка стукнула по столу кулаком, тонко запели рюмки. Антон с удивлением смотрел на ее вмиг переменившееся лицо со вздернутым, точно обрубленным носом, сжатыми в нитку губами. Вот уж чего не ждал — свары за столом. Но угодничать перед хозяевами тоже было ни к чему.

— Хватит, — сказал он тихо. — Хватит, Борис, Клава, побереги посуду.

— Смотри, и он туда же, заговорил. — Она посмотрела на дядьку, точно призывая его в свидетели. — Гостюшки дорогие…

— Какие есть. Мы вам не навязывались. Кончай жевать, Борис.

Но тот в неуместном запале своем все еще рвался расставить точки — очень это важно было дурачку, даже жаль его стало.

— Зря, — повторил Борис с усилием. — Понимаю, сердитесь на меня за тот случай с Клавой. Но я тоже поступал так, как требовали мои принципы. Вопреки дружбе с вашей племянницей.

Хозяин даже есть перестал, вопросительно поглядывая то на Бориса, то на Клавку. Та отвела глаза, и Антон вдруг понял, что дядька вообще не в курсе той старой истории с их. групповым собранием, точнее, не связывал с ней Бориса. То ли Клавка решила уберечь свои отношения с ним в надежде на их общее будущее, то ли просто утаила тогда свои беды от единственного родного и без того хватившего лиха человека.

— Я что-то вас вообще не припоминаю, — сказал дядя.

Разумеется, вспомнить ему Бориса было трудно, в их группе, он успел прочесть всего лишь несколько лекций.