Искатель. 1983. Выпуск №1

— А я нет, — засмеялась она, дурачась, но все с тем же пытливым, напористым огоньком в глубине глаз. — Он ведь был со мной весьма добр, просил только “пересмотреть позицию”. Платформу. Представляешь? Этакую железную платформу, на которой, надо думать, мы вместе, в обнимку помчимся к счастливому будущему. Тут было что-то и чисто мужское, упрямое, повыше любого принципа — подчинись! А я не выношу чужой воли. Не та лошадка… Помню, как в лихорадке, бузила, смеялась. Но это был конец. Просто я тогда еще не понимала, что все кончено… А ты меня ждал…

Она говорила, торопливо сглатывая слова, Заносчиво и вместе с тем беспомощно.

— И любил меня совсем не как сестру.

Она умолкла, пытливо и остро прищурилась.

— С чего ты взяла?

— Ну, — засмеялась Она почти весело, — у тебя всегда все было на лбу написано… И потом я ведь женщина. Понимаешь?.. А сейчас? Ну еще бы.

— Хамишь, Тонь.

— Нет, правда…

— А я тебя, наверно, никогда не разлюбляла… То была ошибка. Дурь нашла. Ну можешь мне простить?

— Конечно.

Он смотрел через ее плечо на немца с выпученными глазами.

— И вот он появился, Борька, я гляжу на него, как на пустое место, клянусь. Даже нехорошо стало. Может, я дурная, ведь увлекалась же, и вдруг пусто. Ну ничегошеньки не Шевельнулось, веришь?

Смотрела не отрываясь, ждала.

— Клав, — сказал он, ощущая затылком ее горячие ладони, — о чем ты? Будь спокойна, живи и знай, что у тебя есть друг.

— Друг? — переспросила она с какой-то отчаянной готовностью поверить, обмануть себя. И снова засмеялась неровным, нервным смехом. — Господи, похоже, я напрашиваюсь, ничего мне от тебя не надо, ради бога… был бы только жив… Правда. — Она кивнула, будто клюнула, пряча глаза. Сжавшимся Сердцем он ощутил, как ослабли ее руки. Убрав их под грудь, поежилась, как от холода, бормоча: — Только я люблю, чтобы со мною честно, без пряток. Если… если нам не быть, скажи. Хочешь, я к тебе еще на свадьбу приеду, если позовешь. И скажу твоей…

— Что ты мелешь!

— …скажу, какой ты хороший и совсем мальчишка, хотя и взрослый. Дурачок ты мой… Только бы выжил, только бы живой…

Она говорила так, словно прощалась с ним надолго, может быть, навсегда. Он гладил ее плечи, сдерживая дрожь под горлом, и вдруг с оттаявшей внутри жалостливой теплотой понял, что никуда им не деться друг от друга, еще пойдут вместе на могилу к его матери, что была одной на двоих; слишком много было позади, слишком долго шли рядом их жизни, чтобы не сплестись корнями.

— Все будет хорошо, Клав. Честно. И я непременно вернусь домой. У нас ведь один дом, верно?

Он сидел у стола, когда вошел Борис. Вид у него был какой-то странный — весело-деловой и немного как бы растерянный.

— Хорошие новости, Тоня. Хозяин берется быть проводником до передовой. Он тут все тропки знает, охотничек, его не тронут… Рябчики — хороший предлог. Рябчиками немцы пользуются.

Весь вид Бориса, словно бы уже примирившегося, безразличного, говорил о том, что и он не в состоянии ничего объяснить.

— Только у него условие: в конце пути — расписочка. Так сказать, гарант активной лояльности на будущее. Так я думаю.

Это уже было кое-что, даже для пассивного, не сотрудничающего с немцами охотника. А ученый не дурак.

— Словом, решай сам. Мне все равно

“Пан или пропал… Так даже быстрее. От партизан когда еще выберешься”.

— Согласен. Но. раз уж ты в роли передатчика, скажи — у меня к нему тоже условие: пускай вернет патроны.

Борис заморгал, кивнул скорее машинально, не желая, видимо, лезть в расспросы.

***

Шли ночь и половину дня, в кронах совсем загустело, одуряюще пахло сосной, под ногами то скользил хвойный покров, то хлюпала болотная слякоть нехоженых мест, крапива и папоротник доходили до пояса, жалило комарье, и снова ноги скользили по мягкой подстилке. Проводник не сбавлял шага, на редкие вопросы или не отвечал, или что-то ворчал недовольно. Был он с первой минуты замкнут, угрюм, точно его подменили после того завтрака, и вовсе не похож на человека, который вызвался в добровольные помощники.

С вечера еще, когда углубились в чащобу, мгновенно сменившую закат густыми сумерками, бросил не оглядываясь:

— Шмутки взяли? — точно не заметил за плечами у Антона Клавкиного рюкзака, в котором лежали еда, кружки, старая стеганка.

— Да, да, Антон взял, — отозвался Борис.

— Не тебя спрашиваю. Могли б и разделить поровну, шагать неблизко.

Гудели натертые ноги. Неожиданно оторвался край подошвы, дядька умело перевязал мягкой проволокой — все у него было впрок. С Борькой он вообще не разговаривал, подчеркнуто не замечал, словно того и не было рядом. Садясь передохнуть, Антон перехватывал его сумрачно-насмешливый из-под густых бровей, едва ли не с презрением устремленный на Борьку взгляд. Тот отвечал ему тем же.