Искатель, 1996 №5

— Решетки есть и в сумасшедших домах. Вы объявите меня душевнобольным и социально опасным. Сделать это совсем нетрудно, Слотер. И тогда вы продержите меня в одиночном заключении до конца моей жизни.

— Вы и в самом деле душевнобольной, — сказал Слотер.

— Я знаю, что таково ваше мнение. Вам поверят еще больше, когда вы назовете меня душевнобольным после того, как я выложу вам все что знаю. Вы упрячете меня с людских глаз, даже моя жена не сможет повидаться со мной. И все это — из страха, что я могу выдать кому-то информацию, которую — как вы думаете — умышленно скрываю от вас. Действуя от имени органов государственной безопасности вашей страны, вы считаете себя вправе делать все, что вам угодно.

— Ваше воображение заводит вас слишком далеко, — сказал Слотер, стараясь оставаться спокойным. — Вы гражданин свободной страны, и я уверен, у вас достаточно здравого смысла, чтобы сотрудничать с нами по вашей собственной воле. Почему вы противитесь этому? Многие люди в нашем правительстве давали клятву хранить государственные тайны и всю жизнь оставались верны этой клятве. Что мешает вам, доктор Мондоро, поступить таким же образом? Зачем вам становиться исключением? Ничто в вашем досье не говорит о том, что вы нелояльный гражданин. Не стройте из себя мученика. Мы сделаем для вас все, чего вы ни пожелаете. Создадим лабораторию, дадим вам работу, будем финансировать ваши исследования, платить вам пенсию — скажите только сами, чего вы хотите. Мы же хотим только одного — вашего добровольного согласия на сотрудничество с нами.

— Теперь, чтобы доказать свою искренность, вам остается только предъявить свое оружие, — сказал Гиллель.

Не проронив ни слова, Кренски выложил на стол маленький пистолет, отдаленно напоминающий ракетницу.

— Слотер! — вскочил на ноги Кори. — Это уже слишком! Скажите своему человеку, чтоб он убрал эту штуку!

— Он не может заставить меня лететь с ним в Вашингтон, Дотторе, — сказал Гиллель.

— Так дело не пойдет, — теряя терпение, заявил Слотер и поднялся из-за стола. — Мы возьмем доктора Мондоро с собой, и я уверен, он будет вести себя разумно. Это не обычное оружие, Кори, оно стреляет транквилизаторами. Терпеть не могу применять подобные устройства. Неужели мы не можем договориться без лишних эксцессов, как интеллигентные люди? Что вы решили?

Кренски взял со стола пистолет и многозначительно вертел в своих коротеньких толстых руках.

— Я должен ехать в Восточный Берлин, — сказал Гиллель, вызывающе глядя на Слотера. — Так надо! На это уйдет всего лишь час, а потом я к вашим услугам.

— Если вы перейдете границу Восточного Берлина, то никогда уже не выберетесь оттуда, — сказал Слотер. — Не сомневаюсь, что русским уже известно об эксперименте доктора Кори. Они попытаются поймать вас. Один раз в Западной зоне они уже сделали это, ведь так? А в своих методах они еще менее разборчивы, чем мы. Нет, я не могу позволить вам ехать туда.

— Зачем вам Восточный Берлин? — впервые подал голос Кренски. — Может, пошлете туда с вашим поручением кого-нибудь другого?

Гиллель, не отвечая, всем своим видом выразил намерение выйти из этой комнаты.

— Вы собираетесь спрятать меня в сундуке, как египтяне своего агента, которого переправляли морем из Италии в Каир?

— Прошу вас, будьте благоразумны, — сказал Слотер. — У меня нет выбора.

— У меня тоже, — сказал Гиллель.

В этот момент Кренски выстрелил. Маленькая булавочка проткнула рукав пальто Гиллеля, который, несколько опешив от неожиданности, выдернул ее обратно. Глаза Гиллеля быстро становились какими-то отсутствующими. Кренски проворно подскочил к нему и подхватил, не дав упасть.

— Он не хотел уступать, — сказал Слотер Кори, — зато теперь временно будет вполне послушным. У нас есть превосходные ученые, работающие на нас, особенно химики, — добавил он, подмигнув. — Идемте. Счет Мондоро оплачен, его багаж в вестибюле, и я просил бы вас сопровождать нас, доктор Кори.

Кренски повел Гиллеля к двери. Гиллель не оказывал никакого сопротивления.

— Как юрист я ненавижу насилие, — сказал Слотер. — Сожалею, что пришлось прибегнуть к нему.

У входа в отель их поджидало такси. Портье погрузил чемоданы в багажник.

В глубине души Кори почувствовал облегчение оттого, что Слотер взял инициативу на себя. Кори хотел сохранить безопасность своей лаборатории, используя неприязнь Слотера к насилию. А, вернувшись назад, можно будет наблюдать за состоянием Гиллеля в контролируемых условиях.

Такси тронулось. Кренски сидел рядом с шофером, молодым человеком с настороженным лицом. Изо рта у шофера торчала сигарета, словно приклеившаяся к нижней губе.

— Темпельгоф, — сказал Слотер.

— Знаю, — не обернувшись, отозвался шофер.

— Восточные немцы возят Западных берлинцев в аэропорт «Темпельгоф» окольным путем. Они объезжают Восточный Берлин полукругом, — сказал Слотер.

Кори отодвинулся в угол, чтобы освободиться от навалившегося на него тела Гиллеля. Глаза Гиллеля были полузакрыты. Он тяжело и как-то немного судорожно дышал. Кори с интересом наблюдал за ним. Уж не приобрел ли весь их эксперимент какой-то криминальный оттенок?