Анна Хаузер редко смотрелась в большое зеркало в своей жилой комнате. Это зеркало предназначалось для женщин, приходивших на примерку. Анна Хаузер давно уже не обращала внимания на свои выцветшие волосы с проседью, еще сохранившие, впрочем, остатки прежнего пшеничного оттенка, сияющим ореолом окружавшего когда-то ее лицо. Теперь эти волосы были связаны на затылке в тяжелый узел так, что оставалось открытым лицо с крепким квадратным подбородком. Тяготы жизни оставили неизгладимый след на этом потухшем лице, еще недавно — прекрасном лице Валькирии.
Раз в неделю Анна Хаузер отправлялась на Курфюрстендамм, где с черного хода входила в шикарный магазин, чтобы отдать сделанную за неделю работу и получить деньги — не банкноты с портретом фюрера, а эти пошлые бумажки с безобразным ощипанным орлом.
Однажды фрау Анна увидела выставку фотографий Освенцима — лагеря смерти. Она не ограничилась однократным посещением этой выставки. Она ходила туда снова и снова разглядывать фотографии рвов с трупами, печей, извергающих клубы черного дыма, снимки человеческих скелетов в лохмотьях, лиц с огромными — от истощения — носами и запавшими ртами. Это были враги, которые в конце концов сокрушили Германию. Фюрер правильно делал, что истреблял их, но не сумел совсем свести их с лица земли. Те, кому удалось избежать смерти, нанесли предательский удар кинжалом в спину Германии. Выставка вскоре переехала в другой город, и Анна горько сожалела об этом. Посещения этой выставки укрепляли ее дух. Отправляясь на выставку, она всякий раз брала с собой спицы и сумку с мотками шерсти. Разглядывание фотографий успокаивало ее; придавало ей силы, и фрау Анна не теряла времени даром. Ее глаза были устремлены на фотоснимки, а руки машинально делали свое дело.
Да, фюрера предал его народ, но не так ли и ее, Анну Хаузер, предали ее близкие? Сын Анны Дитер был актером в Восточной Германии. Муж Анны Карл работал на Россию, отдавая ей свои способности, знания и умения, приобретенные в Германском университете, приносил пользу какому-то варварскому восточному народу, покорившему Германию, как Чингисхан.
Фрау Анна накинула свой черный шарф поверх выцветших волос, взяла картонную коробку с недавно сшитым платьем и корзинку для вязания, чтобы не терять времени, пока она будет ехать на Курфюрстендамм.
Миновав Тауэнтцинштрассе, она через черный ход вошла в магазин, где продавали вязаные изделия, отдала свою работу, получила деньга и поспешила на автобусную остановку, чтобы ехать домой.
— Миссис Хаузер? — произнес совсем рядом с ней какой-то незнакомый ей человек.
Фрау Анна внимательно всмотрелась в незнакомца. Смуглый. Волнистые волосы, удлиненное лицо, черные глаза жителя Средиземноморья, такие, как у пленных рабочих, которых она видела во время войны. Презренный выродок из тех, что теперь в свое удовольствие разъезжают по Германии с туго набитыми кошельками. С такими вот спят бесстыжие белокурые шлюхи-немки.
— Да, это я, — настороженно сказала она.
— У меня к вам важное дело, — сказал Гиллель.
— Вот как?
— Может быть, нам лучше поговорить там? — предложил Гиллель, показав рукой в сторону ближайшего небольшого бара.
Гиллель пристально смотрел на фрау Анну. Он представлял ее себе такой, какой Хаузер видел ее в последний раз. Но реальная картина заслонила в сознании Гиллеля память Хаузера об Анне. Белокурая нордическая красавица с пышной грудью, непринужденная и чувственная, способная вызывать в мужчинах такую пылкую, почти невыносимую страсть, испытала на себе влияние времени. Прошедшие годы и перенесенные невзгоды сказались на этой, теперь уже немолодой женщине.
— Я вас не знаю, — сказала Анна.
— Вам привет от вашего друга из Копенгагена, от Дага Ван Кунгена. Он просил меня навестить вас.
Найти Анну Хаузер оказалось нетрудно. Еще когда Гиллель лежал в постели у себя в номере отеля «Савой» на Фазаненштрассе, запечатленные в памяти образы и события оживали перед ним, как на экране. Ведь Хаузер знал Анну близко…
— Даг? — сказала она недоверчиво. — Я не слышала о нем и не получала от него вестей с тех самых пор, как кончилась война. Как он там?
Ее лицо порозовело от волнения. Она даже улыбнулась, открыв два ряда безупречных зубов, которых никогда не касались инструменты дантиста.
— Мистер Ван Кунген просил меня наедине поговорить с вами и кое-что передать вам.
— Даг, — повторила она, словно наслаждаясь самим звучанием этого имени. — Хорошо, идемте в «Мампе». Мы иногда встречались здесь, пока этот бар не разбомбили.
Они перешли через дорогу.
— Даг заботился обо мне, когда Карла арестовали, — сказала фрау Анна.