Искатель, 1996 №5

Гиллель лежал на постели, и когда вошли трое мужчин, сел. Внимательно присмотревшись к Гиллелю, Кори увидел, как изменился он. Такие перемены происходят с лицами людей от чрезмерных доз кортизона и барбитуратов, задерживающих воду в организме. Гиллель стал одутловатым. И будто состарился, как это бывает у тех, кто употребляет наркотик банзедрин и становится истощенным от потери аппетита. РНК повлияли на Мондоро нежелательно. Вокруг рта у Гиллеля образовались морщины, запали щеки.

Гиллель взглянул сначала на Кори, а потом медленно перевел взгляд на двоих русских.

— Я узнал тебя! — сказал он Шепилову и встал с постели.

— Мы с вами никогда раньше не встречались. — ответил Шепилов.

Васильев пристально смотрел на Гиллеля, затаив от неожиданности дыхание.

— Вы можете вспомнить, где встречали моего друга? — спросил он.

Вместо ответа Гиллель бросился на Шепилова и ударил его. Шепилов упал на низкий столик, который сломался под его тяжестью. В тот же миг в комнату ворвались какие-то дюжие молодцы и быстро оттащили Гиллеля от Шепилова. Кори оцепенел, пораженный этой вспышкой грубого насилия. Трое плечистых мужчин крепко держали Гиллеля, который вырывался с такой силой, какой Кори от него не ожидал.

— Убийцы вы! — кричал Гиллель. — Убийцы!

— Гиллель! — возвысил голос Кори.

Этот возглас прозвучал, как приказ, и Гиллель сразу же сник. Лицо его было окровавлено.

— Вы узнали меня, — сказал Шепилов и, засопев, поднялся с полу па ноги. — Именно это для нас самое главное. Он определенно перенял от Хаузера отвратительный характер и озлобленность.

— Прошу вас, оставьте меня наедине с доктором Мондоро, — сказал Кори.

— Этот случай войдет в историю, — восхищался Васильев. Захваченный происходящим и полный энтузиазма, он не мог оторвать глаз от лица Гиллеля. — Как бы я хотел работать с вами, доктор Кори! Я должен понять, как вам все это удалось.

Кори встал между Гиллелем и Шепиловым:

— Прошу вас, уведите ваших людей отсюда.

По знаку Шишлова все направились к выходу, и сам Шепилов ушел со своими людьми.

В дверях Васильев задержался:

— Только скажите, что вам надо, доктор Кори, и я сделаю для вас все, что в моих силах, — сказал он и, закрыв дверь, остался в комнате.

Гиллель опустился на постель, потрогал свое лицо и посмотрел на окровавленные руки:

— Он контролировал переписку Хаузера. Все эти годы он перехватывал письма Хаузера жене и сыну, он не давал сыну Хаузера повидаться с отцом. Безопасность страны — вот их оправдание. Мозг Хаузера был для них что сундук с сокровищами, им необходимо было удерживать его в неволе!

— Поразительно! — восхищался Васильев. — Детерминированное поведение! Что еще вы помните, доктор Мондоро? Исследования Хаузера? Как вы думаете, вы могли бы продолжить его работу? Какой бы это был для вас триумф, доктор Кори! Добиться успеха в исследованиях и экспериментах по переносу памяти, сохранив творческие способности одного человека в другом! Представляете, что это значит — переносить изобретательность и способности к научной работе от одних индивидуумов другим!

— Прошу вас, оставьте нас одних, — сказал Кори — Этот человек слишком утомлен и измучен.

Васильев медленно, как бы колеблясь, открыл дверь.

— Поверьте, я не хотел ему зла, — примирительно сказал он. — Но и вы войдите в мое положение…

Кори молча смотрел на Васильева, пока тот не вышел и не закрыл за собою дверь.

— Хорошо, что вы ему ничего не сказали, — проговорил Кори Гиллелю.

Гиллель медленно поднял глаза на Кори. Казалось, он не узнает, кто перед ним.

Кори пододвинул свой стул поближе к кровати:

— Вы узнаете меня, Гиллель?

— Конечно. Я не слепой, — грубо ответил Гиллель, беспокойно ерзая головой по подушке. — Этот Шепилов снился мне. Как глубок укореняются чужие энграммы в памяти? — в запавшие глаза Гиллеля вернулся блеск. Гиллель снова сел. — Я рад, что вы здесь, Дотторе. Интересно, как это я набросился на этого человека? Я не мог сдержать себя. Уверен, что Хаузер сделал бы то же самое. А, может, это и был Хаузер — тот, кто ударил Шепилова?

Кори настороженно присматривался к этому переходу одной индивидуальности в другую:

— Если бы вы заговорили с Васильевым, у нас уже не было бы шансов вырваться отсюда.

Лицо Гиллеля смягчилось.

— Мне необходимо увидеть сына Хаузера и передать ему деньги, — сказал он, отчего-то смущаясь.

— А потом мы вернемся домой.

Гиллель на это ничего не ответил.

— К Карен, — добавил Кори.

— Да. Не знаю, что бы я делал, Дотторе, если бы в моем сознании она не была бы чем-то вроде спасительного прибежища, опорой в жизни. Я хочу вернуть все это, — глаза Гиллеля стали страдальческими. — После того как я увижу Дитера, я должен… — от смущения Гиллель запнулся и отвернулся от Кори.

— Что должны?

— Это я узнаю после встречи с Дитером, — уклончиво ответил Гиллель.

Он все еще хранит тайны, диктуемые ему памятью Хаузера, — такой вывод сделал Кори.

У Кренски был ключ от лифта. Русский автомобиль «волга», сделанный по образцу «шевроле» тысяча девятьсот пятьдесят второго года стоял у входа в здание. Кори и Гиллель сели в машину.

— Театр «Валльнер», — сказал Гиллель.