Искатель, 1996 №5

— Эти деньги могли бы принести вам пользу, — тихо сказал Кори.

— Что он сделает тут с этими деньгами? — спросил Кренски. — Я мог бы положить их на Западе в банк на его имя. Тогда бы он на многие годы стал независимым человеком. У меня есть счет в Мюнхене, в ипотечном банке.

— Теперь мне все понятно! Моя мать хочет вернуть меня на Запад и прислала вас ко мне, чтобы вы рассказали мне всю эту историю об отце. Она не сказала, чтобы я приехал к ней вместе с Эвой?

— Об Эве ваша мать не сказала ни слова. Она знает Эву? — спросил Гиллель.

— Не только знает, а еще и ненавидит за то, что Эва — еврейка. К счастью, времена Третьего Рейха прошли. И зря она старается, ей не подкупить меня!

— Вы говорите точно так же, как ваша мать, только вы с ней по разные стороны баррикад, — горячась, возразил Дитеру Гиллель. — Вам тоже промыли мозги. Подкуп! Скрытые мотивы, тайные происки! Вы еще жизни-то как следует не видели, а уже готовы отвечать на все вопросы. Мир — это не только то, что видно вам с вашей колокольни, мой мальчик!

Дитер встал из-за стола. В ту же минуту полицейские быстро допили пиво, позвали официантку и рассчитались с ней.

— Но мир — не то, что вы о нем думаете. Мне нравится здесь. Вам не понять, что кому-то может нравиться жить в социалистической стране. Такое просто не укладывается в ваших буржуазных головах!

Теперь Дитер говорил так громко, что привлек к себе внимание официантки и полицейских, с любопытством смотревших на него.

— Давайте уйдем отсюда, — сказал Кренски, которому стало не по себе. — Нам лучше вернуться в пансион.

Он провожал своих подопечных до выхода. Когда Кори проходил мимо полицейских, они незаметно подали ему какой-то знак.

— Оставьте меня одного, — в раздражении сказал Дитер Галлелю, — уйдите, или я позову полицейских.

— Кори, — нервничая, сказал Кренски. — Скажите доктору Мондоро, чтобы он оставил в покое этого парня. Я не хочу неприятностей. Вернемся к себе.

Кори, не реагируя на требование Кренски, оглянулся на шедших немного позади полицейских.

— Когда-то вы и ваш отец были большими друзьями, — сказал Гиллель Дитеру.

Они шли все еще бок о бок, так что их рукава соприкасались.

— Откуда вы знаете? Вы никогда не встречались с ним!

Дитер ускорил шаги. Его охватил страх, он боялся Гиляеля.

— У вас короткая память. Помните, отец купил вам лошадку, на которой можно было качаться? Не прошло и часа после вашего рождения, как он принес ее домой. Он мечтал о том, что когда его сын вырастет, у него будет настоящий конь.

— Я не помню этой лошадки, — сказал Дитер, глядя в лицо Гиллелю с возрастающим ужасом.

— Когда вам было двенадцать лет, вас привезли в Россию. Он всеми правдами и неправдами сумел добиться своего, ваш отец. В Восточную зону вас вывезли тайком, нелегально. Ваш отец отказывался работать, если ему не разрешат быть вместе с вами, его сыном. Он любил вас. Вы вместе строили садовый домик, и ваш отец сам обставил его. Вам нравился этот маленький, уютный домик. Отец купил для вас жеребенка, к которому вы были очень привязаны. Вы мечтали стать актером, и ваш отец добился, чтобы вас послали учиться этой профессии. Он говорил с вами только по-немецки, чтобы вы оставались немцем, когда Германия снова станет свободным, суверенным государством. Как случилось, что вы возненавидели отца? И когда? Он был вашим, а вы — его единственным другом. Он и жил-то только потому, что на всем белом свете у него были вы!

Внезапно Гиллель запнулся, не понимая, что говорит. Только что слова бурлили в его сознании, переполняли его, как вода в половодье, и вдруг поток слов иссяк.

— Простите…я…я…прошу прощения, — заикаясь, лепетал Гиллель, и Кори понял, что память Хаузера отступает в сознании Гиллеля на второй план. — Я говорил с вами, как говорил бы ваш отец…

— Мой отец умер. Вы никогда не видели его, — сказал Дитер. — Откуда вам все это стало известно? Кто рассказал вам?..

— Это трудно объяснить, — ответил Гиллель. — Я владею памятью вашего отца. Я заменил его, это… это… можете называть это перевоплощением… или результатом научного эксперимента…

В тусклом свете уличных фонарей лицо Дитера казалось мертвенно-бледным. Он вскинул вверх руки и в ужасе отшатнулся от Гиллеля:

— Вы сумасшедший. Уйдите, уйдите от меня!

— Дитер, — сказал Гиллель. — Что мешает нам понять друг друга?

Внезапно Дитер отвернулся от Гиллеля и устремился в сторону театра.

— Эва! — крикнул он в темноту, как будто девушка могла услышать его. — Эва!

— Дитер! — Гиллель хотел догнать сына Хаузера, но Кренски схватил Гиллеля за руку и резко повернул его к себе лицом.