— Если не будете верить мне, останетесь в одиночестве.
— Хаузер остался в одиночестве, — сказал Гиллель и отвернулся, глядя на дорогу, вдоль которой стояли разрушенные бомбежками дома, почерневшие стены и плакаты «Близко не подходить. Опасно!».
Тем временем они достигли границы.
Вдоль дороги — молоденькие пограничники, вооруженные автоматами. Колючая проволока в рост человека. Припаркованные авто мобили, словно брошенные владельцами. Казармы. Огромные плакаты с надписью «Германская Демократическая Республика борется за мир», а ниже — предупреждение «Будьте осторожны — высокое напряжение».
Еще один барьер. Солдаты с автоматами через плечо. Сверлящие взгляды. Напоминания: «Фотографировать запрещено». Шипы, воткнутые в землю на коротком расстоянии друг от друга и под небольшим углом, вынуждают автомобили передвигаться очень медленно и осторожно. Это препятствие напоминает слалом. Отдаленно, впрочем, потому что эти шипы сделаны из стали. «Скорость — пять километров в час». Ехать быстрее невозможно — автомобиль тогда окажется в ловушке.
Барьер открыт, и солдаты заглядывают внутрь «вольво». В лучах мощных прожекторов дорога впереди кажется белой как мел.
— У нас транзитные визы, — говорит Сорсен, показывая пограничнику датские и американские паспорта.
Пограничники знаком показывают, чтобы «вольво» ехал дальше.
— Легко отделались, — с облегчением говорит Кори.
— Погодите, через полмили — следующий контрольно-пропускной пункт, — взглянув на свои часы, озабоченно говорит Бэк — Там будет построже, чем здесь. Там нас могут «тормознуть».
Снова казармы и вереница машин с номерами Восточной Германии. Огромные иностранные автобусы, грузовики и гигантские трейлеры.
— Черт побери! Как бы нам здесь не застрять, — досадует Сорсен, — я думал, мы за ночь управимся, но они, похоже, закрыли переезд или заняты плановыми перевозками. Не дай Бог, если они созвонились с Берлином. — Он хотел сказать что-то еще, но так и не сказал. Его лицо казалось призрачным при искусственном освещении.
Вереница машин тронулась, медленно продвигаясь вперед.
К «вольво» подошел пограничник.
— Паспорта, — коротко бросил он.
— Транзит в ЧССР, — сказал Сорсен и предъявил документы.
— Надо поставить печати. Выйдите из машины. Все, — распорядился пограничник.
Похожая на кинозвезду, пышущая здоровьем молодая женщина в серо-голубой форме просунула зеркальце на колесиках под машину, проверяя, нет ли там контрабанды, прикрепленной к днищу машины.
— Я поставлю печати в паспортах, — сказал Сорсен своим спутникам. Это прозвучало, как прощание с ними.
— Это что — весь ваш багаж? — спросил пограничник, заглядывая в багажник.
— Пара чемоданов с самой необходимой одеждой, — вызвался со своими объяснениями Бэк.
— Откройте, газет нет? — пограничник рылся в одежде.
— Нет.
— Оставьте машину здесь и пройдите в помещение «Е», — скомандовала пышущая здоровьем женщина.
В ожидании контроля паспортов стояла длинная очередь, и впервые Кори увидел, как апатичны люди, привыкшие ждать, всю жизнь простаивая в длинных, похожих на процессии очередях в магазинах, на почтах, в государственных учреждениях. Эго вечное ожидание отупляло людей и вгоняло их в тоску.
— Помещение «Е» для проверки заграничных паспортов, — показал еще один пограничник Кори и его попутчикам.
— Такова участь автомобилистов, — сказал Сорсен и улыбнулся.
Пограничник не отозвался на шутку.
В помещении «Е» за маленьким письменным столом сидел служащий с утомленным лицом.
— Двое американских и двое шведских туристов, — сказал Сорсен, кладя паспорта на стол перед усталым чиновником. Тот принялся листать паспорта, и тут зазвонил телефон. Чиновник поднял трубку.
— Да, — сказал он, внезапно в упор уставясь на Сорсена, а потом переведя взгляд на Кори. — Номер разрешения?
Он что-то отметил в своих бумагах, зажав телефонную трубку между головой и плечом и прикрыв освободившейся левой рукой правую, которой что-то писал. Потом он положил поверх написанного другой листок бумаги и взглянул на Бэка.
— Снимите ваши затемненные очки, — сказал он. — Зачем вы их носите ночью?
— Глаза болят, — ответил Бэк, снимая очки. — Надеюсь, наши фотографии в паспортах не вызывают у вас подозрений, что мы бежали из тюрьмы? — засмеялся он.
Но чиновник его уже не слушал и повернулся к Гиллелю.
— Ваша фамилия Тэйлор?
— В паспорте же все написано — тотчас вмешался Сорсен, заметив, что Гиллель колеблется и сразу ответить не готов.
— Я спрашиваю не вас, а его, — сухо прервал Сорсена чиновник.
Гиллель кивнул.
— Мы едем в Прагу, — сказал Кори, — на симпозиум.
Чиновник не знал, что такое симпозиум, но сказанное Кори удовлетворило его, и он поставил в паспортах печати. Сорсен, с нарочитой неторопливостью, взял паспорта у чиновника, после чего Бэк, Кори, Гиллель и сам Сорсен молча вышли из помещения «Е».
— Надо поскорее убираться отсюда, — сказал Сорсен.
Они сели в машину и тронулись в путь. На новом контрольном пункте Сорсен еще раз предъявил паспорта. Потом они проехали нейтральную полосу шириной в сто ярдов и миновали указатель с надписью «ЧССР — Чехословацкая Социалистическая Республика».