Искатель. 2009. Выпуск №03

Я пытался погасить пламя, — продолжал Пеклов отрывистыми фразами и дыша с заметным уже трудом, — но древние пергаменты, сухие как порох, вспыхнули почти все разом: несколько секунд — и вокруг меня было сплошное пекло; короче, весь монастырь занялся. Будто вязанка хвороста! Пока я тушил, центральная балка — насквозь изъеденная жучком и ветхая как мумия — легко перегорела и потолок в общей келье, где спали все семеро старцев, разом — ба-бах! — рухнул. Все погибли. Один я спасся. Но никто про это не знал. Поскольку постриг я не принимал, то жил в отдельной келье, как послушник, наружу и носа не казал — такое на себя добровольное послушание принял. Сразу сел на лодку — и на материк. Думаю, поймаю убивца! Но не угнался. Вернулся в Москву. Одна мысль овладела моим сознанием — отмстить за невинно убиенных святых старцев, с коими за два года я совершенно сроднился и от которых ничего, кроме добра, никогда не видел! Такую клятву еще там, на Святой Горе, перед пылающим Ксилургудал.

Стал изучать, расследовать, вынюхивать. И как только выяснил про существование Ордена и связанные с ними преференции — все моментально встало на свои места! Из содержания книги я знал, что, коли она будет опубликована, встанет вопрос о деканонизации Феофила. В любом случае над орденом повиснет реальная угроза ликвидации. Во всяком случае, преференции-то наверняка бы накрылись. Какие преференции, когда сам орден сомнителен? Но уничтожили ли они манускрипт? Если нет, у кого он из членов Ордена? Чтобы окончательно разобраться и чтобы покарать всех сопричастных — ибо очевидно, что сам Господь избрал меня своим ангелом-мстителем, поскольку чудесным образом уберег от пламени, — устроился секретарем-референтом к Щербинскому-младшему, одному из орденоносцев. Время шло, а дело стояло. Постепенно понял, что члены ордена составили некий заговор — периодически встречались, по двое-трое, а то и все разом. Почуял — пора действовать. Решил начать с Пухлякова, он самый робкий, легко расколоть. Перед смертью он мне признался — пришлось, конечно, повозиться с ним для этого, но не слишком, — что манускрипт они поделили на семь частей, которые хранятся у каждого из членов ордена — чтобы все были повязаны и чтобы никто отдельно не смог бы обнародовать всю книгу. Или даже какую-то значимую ее часть. А уничтожить ее не решились. Ну, дальше вы почти все знаете — покарав очередного, я подбрасывал хранимую им часть книги вам, профессор. Почему вам? Знал вас как опытного медиевиста, кроме того — атеиста, следовательно, никакие соображения, типа, не оскорбить бы религиозные чувства или пиетет пред Священным Синодом, вас бы не остановили, в плане придания этого документа гласности… Ох-ох… помираю… последняя — седьмая — часть манускрипта у иудушки-Серафимушки… Прочтете, все сами уразумеете… кончаюсь… чую, гореть мне в аду за то, что… не до конца исполнил… Дышать… не могу…

Тело бывшего секретаря-референта изогнулось крутой дугой, лицо мучительно посинело, глаза вылезли из орбит, несколько долгих секунд он напрасно пытался вдохнуть хотя бы глоток воздуха широко раскрытым ртом, наконец содрогнулся последний раз и обмяк.

Потрясенные увиденным, стояли Костромиров и Хватко между двумя трупами, когда дверь кабинета открылась — прибыл бесполезный уже наряд «Скорой помощи». Минут через пять появилась и оперативно-следственная группа.

Хватко принялся раздавать указания об осмотре трупов и места происшествия. Неожиданно от группы оперов отделился непонятно как туда затесавшийся священнослужитель в долгополой рясе и фиолетовой камилавке. С поклоном подойдя к Гориславу Игоревичу, он произнес несколько гнусавым голосом:

— Господин профессор! Его высокопреподобие отец Серафим просит вас и господина Хватко прибыть к нему по весьма срочному и важному делу.

— Когда именно и куда прибыть? — уточнил Костромиров.

— Сейчас, немедленно. Он в Центральной клинической больнице, весьма плох. Врачи говорят, до утра не дотянет. Сердце. Готовят к операции. Но не перенесть ему той операции. Впрочем, все в руце Божией, — добавил священник, набожно перекрестившись.

— Надо ехать, Вадим! — сказал Горислав Игоревич, прихватив со стола папку с рукописью. — Судя по всему, драма близится к завершению, а тут и без тебя справятся.

— Поторопитесь, господа, — вновь подал голос священник, — внизу нас ждет джип, а вашу, Горислав Игоревич, машину после доставят прямо к подъезду, не волнуйтесь.

Дорога на улицу Маршала Тимошенко была неблизкой. Поудобнее устроившись на заднем сиденье поместительного джипа, Костромиров открыл папку с рукописью «Жития».

Глава 10 ПОСТРИГ ФЕОФИЛА