Искатель. 2014. Выпуск №3

— Вы совсем там спятили? Может, еще наружу выйдем? — вскрикивают громкоговорители, и мы от неожиданности вздрагиваем. — Вы понимаете, что мы можем взорваться на хрен, со всеми вашими экспериментами? Перераспределить поля! В ручном режиме? Нет тут такого режима! Все компьютер делает! Автоматика корабля! Подсчеты велись годы! Балансировка, сверка. А вы тут раз-два на коленке!

Санька рвется в кабину пилота, сжимая кулаки. Хватаю его за свитер и пытаюсь успокоить.

— Волчара трусливая! Совсем мозги засохли!

Снова тишина. Ждем. Санька маячит как зверь туда-сюда, пинает кресла. Бингер заламывает руки, ежеминутно пытается сесть, но снова вскакивает и вытягивает вперед шею. Лупя, тот уже уселся, смотрит в пол.

— Ну! Предположим! — продолжают динамики. — Перенаправлю на внешнюю. А если пробой поля? А если мы без защиты останемся? Клетки вскипят!

Снова мучающая пауза. Слышно только наше неровное дыхание.

— Хрен с вами! Запущу! Все равно нас нет уже! На какой уровень, говоришь? Процентов на семь? Продольную напряженность менять? Нет! Если бы я знал, где мы! Мы нигде!

Стоим. Ждем.

Входит профессор, за ним Надин. Она бледная как полотно, глаза большие, но все такие же красивые, ясные.

— Все. Пробуем! — Шевеловский сглатывает, садится на свое место, откидывает отяжелевшую голову и закрывает глаза.

Несколько минут ничего не происходит. Но вот мозг начинает напрягаться, кровеносные сосуды словно натягиваются. Мысли начинают безумную карусель.

Черные тени вновь побежали по стенам салона. Они завывают, свистят. К нам тянутся уродливые лапы. Санька весь напрягся, сжал в руке пластмассовый ножик. Бингер и Лупя прижались друг к другу, глаза закрыты, трясутся. Меня тоже колотит, закрываю глаза. Только вой и стоны. Закрываю уши…

Сквозь сомкнутые веки вижу каких-то людей. Они смотрят на меня безумными, полными отчаянья глазами. Их много. Над ними летает что-то громоздкое, бесформенное.

Бьюсь головой о спинку переднего кресла, отгоняя кошмарные виденья. Заставляю себя открыть глаза. Шевеловский держится стойко. Умственное напряжение видно в каждом вздохе.

Провал…

Прихожу в себя. Встаю и, шатаясь, направляюсь к профессору.

— Что?

Шевеловский бледен. Губы дрожат.

— Не вышло. Чего-то не хватило. Какого-то импульса. Какой-то энергии.

Он обхватывает седую голову руками и тихо плачет. Оглядываюсь. Остальные без сознания. Пластмассовый нож валяется на зеленом ворсе.

Тени исчезли. По коже бегает едва заметный ток, щекочет виски.

— Бьет током немного. Так и должно быть?

— Уменьшилось внутреннее поле до минимума. Дальше системы защиты не позволяют, — профессор замолкает, вытирает слезу. — Энергии не хватило. Не хватило…

Пришел в себя Бингер. Бочком ковыляет в туалет. Стараюсь не глядеть на мокрые штаны. Завсхлипывал Лупя.

— Чуть не обделался, на хрен, хорошо, что не ел. — Санька пытается встать, но ноги не держат, и он отворачивается к окну.

Заорал динамик:

— Надеюсь, вы там все живы еще? До предела выжал! Больше никак! Руки вон ходуном ходят. Эти — черные — почти осязаемые. Стонали…

— Я чай пролил, — комментирует вернувшийся Бингер.

— Знаем. Я сам чуть не пролил, — без тени иронии отвечает Санька.

Профессор смотрит в черноту иллюминатора. На вопросы не отвечает.

Замечаю Надин. Она не у себя. Сидит в кресле впереди, укутавшись в плед, и дрожит. Вижу, что Санька хочет подойти к ней, но не решается, терзает себя.

Становится легко. Я улыбаюсь. Напряжение скатывает, как' морская волна. Мягко, одурманивающее…

Лагуна… Доплыли…

За стеклом иллюминатора проплывает рейс 3469-й. Весь в иероглифах. 3468-й, значит, прозевал. Глубоко, сладко вздыхаю. Мы не одни.

— А мы бубнями! Во! Э! Ты мне в карты не пялься!

Санька снова бодр и весел. Лупя обдумывает очередной ход.

Надин уходит к себе. Через некоторое время в салон врывается запах жареной картошки.

Шевеловский поворачивается ко мне.

— Что на нашем корабле не так, как у собачьего? Что?

Я вяло пожимаю плечами.

— Не хватило ничтожной малости! Стремящейся к нулю! Именно эта энергия сместила баланс. Она причина катастрофы! Инженеры просчитались, Иван.

Шевеловский поднимается и шаткой походкой идет в хвост корабля.

Думать о плохом не хочется, но профессора слишком долго нет. Волнение пробивает брешь в медовом потоке нирваны.

Я стучу в кабину.

— Сергей Евгеньевич! С вами все хорошо?

Ответа нет. Стучу настойчивей.

«Культурный уровень Шевеловского не позволил бы не ответить на вопрос! Что-то случилось», — ударила в голову тревожная мысль.

— Саша! Быстро сюда!

Санька ломится в дверь, но ответа нет.

— Ломаем! — кричу я. — Без профессора нам конец.

Он бледнеет, понимая мои слова.

Вместе обрушиваемся на серебристую дверь. Табличка «туалет» падает на пол.

— Давай еще раз! — ору Саньке в ухо.

Плечо вываливается из сустава. Жгучая боль. Я вою.

Щеколда трещит. Мы вваливаемся в кабинку. Шевеловский сидит в углу. На запястьях рваные раны. Чем он умудрился?

— Надин! — кричу я. — Аптечку!

Мы тащим Шевеловского на его место. Кровавый шлейф остается на зелени ковролина бурой тропой.

— Бинты!

Профессор без сознания. Что-то бубнят динамики. Мечутся Лупя и Бингер.