Искатель. 2014. Выпуск №3

Ничего не происходит. Ничего. Неужели опять все напрасно?

Вдруг словно звуковая волна огромной мощности ударила по нашему кругу, качнув его. Бингер чуть не упал, но мы с Санькой крепко держали его.

Корабль погрузился во тьму. Только визг, щемящий сердце, раздается со всех сторон. И вдруг яркий свет, такой, что заслезились глаза. Снова тьма. Свет. Тьма. Пульсация не прекращалась ни на минуту.

Я иногда открывал глаза. Черные тени плясали вокруг нас, создав свой хоровод.

Внезапно все исчезло. Стало тихо. Освещение салона стало таким, каким его создали инженеры, — мягким и равномерным.

— Мы летим назад! Слышите? Мы летим назад! — В голосе капитана мне почудились всхлипывания. — У нас получилось! Домой!

— Вырвались! — произнес Санька.

Круг распался. Все бросились к иллюминаторам и прильнули к холодным стеклам.

— Смотрите, 3469-й рейс! Он же пролетел! Я точно помню! — кричу я, обескураженный увиденным. — Что происходит? Профессор!

— Все нормально, Иван! Все нормально! Мы летим быстрее света!

Шевеловский схватил блокнот. Стал делать исправления в бесчисленных формулах.

— Нам довелось увидеть то, что было. Это не реальный корабль. Это его фантом. Его отражение в движении. Сам корабль пролетел и продолжает отдаляться от нас, — профессор облегченно вздохнул. — Теория Эйнштейна верна, но нуждается в значительных дополнениях!

За стеклом мелькают борта межзвездных лайнеров. Один за другим. Снова и снова. Мистическая круговерть повернутого вспять времени.

— Оп-па! 2977-й! Помните? Я тогда чифир соорудил знатный. У Бингера чуть сердце не остановилось.

— А этот? 2860-й! Надин испекла торт. Хотела нас порадовать. Он лет двести не кончался. Мы потом на него смотреть не могли. — Мне безумно радостно! Хочется кричать! Мы летим домой!

Все вдруг в едином порыве бросились обнимать друг друга.

— Профессор! — орал Санька. — Я для вас столько денег украду, что до старости хватит!

— Вы гений, профессор! — голосил Бингер и не переставая лез к Шевеловскому.

Лупя прилип к иллюминатору, крепко обхватив раму руками. По его небритым щекам текли слезы.

Надин в эти мгновения стала еще красивее. Она тоже плакала, вытирая слезы белоснежным рукавом, но сквозь слезы прорывалась улыбка бесконечно искренней радости.

Мы понимаем, что все страдания позади, что теперь нас ждет новая старая жизнь. Как же мы соскучились по лесам, морям, кинотеатрам, интернету, ветру, людям…

Глаз успевает фиксировать тающие за бортом рейсы 1347, 1251, 1167…

Неожиданно снова просыпаются динамики:

— Через десять минут будем дома! Как же я вас всех люблю! С меня лучшее французское!

— 800-й! Короновали Карла Великого! — Бингер аплодирует то ли себе, помнящему, наверное, только этот год и это событие, то ли Карлу.

Я описываю самые радостные минуты в своей жизни. Райтер мокрый от слез; Мне трудно соображать, на мне повис Бингер, орет что-то под ухо. Санька душит своими ручищами. Тоже плачет, но отворачивается, чтобы его не видели таким сентиментальным.

— 500-й! — кричит кто-то.

— А!а!а! 300-й!

— 100-й! — Бингер стучит по стеклу. — Привет!

Неужели скоро все закончится? И будет как когда-то? Я забыл те времена, далекие, сладкие. Статья…

Я напишу самую захватывающую статью о самом захватывающем рейсе всех времен и народов!

— 30-й, 20-й! Смотрите! Фюзеляж еще не покрыт литиевыми сетками. Ну и старье!

Все умолкли. Я отложил райтер. Писать все равно не могу. Подошел к стеклу. Еще несколько секунд и…

— Это же мы! Рейс «Ноль»! — мой голос изменился.

За бортом проплывает наш злополучный рейс. «Звездный рейс «Ноль».

Там я? Еще не знающий, что его ждет, я? Мне хочется крикнуть самому себе: «Вернитесь! Вернитесь, пока не поздно! Впереди только страдания и хаос!»

Капля пота упала на зелень ворса.

— У нас в деревне говорили, что если встретишь своего двойника, то не миновать скорой смерти, — медленно произнес Лупя и еще сильнее впился пальцами в раму.

Мы напряглись. Мы ждали. Минуты шли одна за другой. Наши сердца бились так громко, что перебивали гул двигателей.

— По-моему, десять минут прошло, — сказал мрачно Санька.

Шевеловский молчал. Его взгляд был пустым.

Когда забасили динамики, мое сердце перестало биться.

— Земли нет, чтоб вам всем пусто было! Нет Земли! Тут должна быть Земля, а ее нет! И солнечной системы нет! Только облака пыли! Это все, что осталось? — капитан завыл. — Где все? Где?

Мой рассудок начал, мрачнеть.

Я вижу, как Надин падает без чувств. Как каким-то чудом ее успевает подхватить Санька. Он белый как снег. И лицо, и волосы. И глаза.

Я поворачиваюсь к Шевеловскому. Он недвижим. Смотрит в пустоту холодного космоса и улыбается. Улыбка не сходит с его губ. Она застыла, словно посмертная маска.

Лупя не отпускает раму. Его пальцы скрючились, как у мертвых птиц, и уже не разжимаются. Он видел себя. Он знает, что последует теперь…

Бингера я нигде не вижу. Может, его и нет больше. Его веки больше не дергаются, живот не бурчит, голова не трясется…

Наш капитан сошел с ума. Он снова разворачивает корабль. Тахионные двигатели разгоняются. Поля напряглись, как лапы хищной кошки, готовые совершить свой стремительный прыжок…