Искатель. 2014. Выпуск №4

— А с члена моего вы не хотите отпечаток снять, — со сдержанной яростью прошипел Кисунев, сбросив ногу с колена и напряженно подрагивая ей.

— В прошлую пятницу у Зинки дома был? — спросил Дубняш.

— Ну и что!

— Комод открывал? — подключился Комлев.

— А что мне там делать в ее комоде!

— Знал, что у нее драгоценности? — продолжал вопросы.

— А у какой буфетчицы их нет.

— Чист? Тогда что ты тут дергаешься?

— Для меня вся эта процедура оскорбительна!

— А через забор сигать гордость тебе не помешала? — спросил Дубняш.

— А это уж не ваше дело! На подворье друга я могу хоть на голове стоять. А сейчас мне идти надо. И не фиг мне тут делать! — оттолкнулся ладонями от боковинок стула.

Комлев с Дубняшом переглянулись.

— Руки крутить тебе сейчас не будем. Не хочешь по-хорошему, сделаем так, что потом свету белого не взвидишь, — смягчив тон, произнес Дубняш. — А пока иди.

Положил коробочку на подоконник.

Глядя на округлившиеся глаза Комлева, мол, чего это ты отпустил его, сказал:

— Чую, с этим горлопаном ты еще намуздыкаешься. Но не переживай. Нам пока и вот этого с тобой хватит, — подняв стул к свету, показал на сальные отпечатки пальцев, оставленные сержантом на плоских боковинках. — Сгодятся?

— Пусть Сова этим займется, — повеселел Афанасий.

Дубняш вышел со стулом в коридор, торжественно неся его перед собой.

— Ты что это? — спросил его на ходу Тормошилов. — Место новое получил?

— Ага, тебе готовлю повышение по службе!

Кисунев сидел перед Фуфаевым красный, как рак. Даже бородавка на носу сделалась пунцовой.

— Ты что заявился! — отчитывал его Никодим Никодимыч, как всегда, дымя папиросой и раскладывая привычный дневной пасьянс из писем.

— Накрыли, Никодим Никодимыч! Дуб меня вычислил.

— Мать твою! — Фуфаев вскочил и забегал по кабинету. — Ну, а дальше?

— Привезли в отдел, хотели пианино сделать, — поиграл пальцами. — Я не позволил.

— Вопросы задавали?

— Спрашивали. Я подтвердил, что был у нее. Может, вы обо мне с начальником поговорите? А?

— Не-ет, ты уж меня в свои дела не впутывай. Дружба дружбой, а неприятности врозь Мне тоже моя рубаха ближе к телу.

— А, Никодим Никодимыч! Как вытрезвляемых ощипывать, так все свои, а как заступиться — сразу чужие!

Фуфаев подошел к Кисуневу, взял его обеими руками за ворот рубахи и со всей мочи рванул на себя. Раздался треск рвущейся материи:

— Сколько раз говорил, без самодеятельности! Все мало!

После командировки в отделе появился Саранчин. Настроение у него было препаршивое. Еще бы! Получил втык от министерского начальства. Как будто он и сам не знает, что законы в милиции нарушаются на каждом шагу. «Вы там преступность развели», — вспомнил последние слова начальника главка. «С кем поведешься, от того и наберешься», — подумал тогда Петр Владимирович.

Было Саранчину ох как неуютно. Когда Комлев принес ему от Совы отпечатки пальцев сержанта Кисунева, Петр Владимирович почувствовал, что у него земля опять уходит под ногами.

Единственное, что сказал следователю:

— Положи.

Только Афанасий вышел, как Саранчин схватился за тюбик с нитроглицерином. Когда полегчало, нажал клавишу селектора:

— Фуфаева! Срочно!

В девять тридцать в кабинет осторожно заглянул начальник вытрезвителя.

— Вызывали, дорогой Петр Владимирович?

— Заходи.

— Я к вам давно собирался. Вот пятиминутку провел и…

— У нас тут сейчас другая летучка начнется. Я тебя не на пять минут вызвал.

— В каком смысле, Петр Владимирович?

— А таком, что все мы можем к чертовой матери полететь. Как же допустил такое? Второй случай в твоем подразделении. Зама посадили. Раз. А теперь сержант на подозрении. Совсем распустил подчиненных.

— Товарищ подполковник! Так еще же ничего не доказано. У Комлева есть зуб на Кисунева. Вот роет по старой памяти.

— Не зуб он имеет, а вот что! — положил перед Фуфаевым лист с фотографиями. — Тут пальцы Кисунева.

— Товарищ начальник! Мы там у себя разберемся.

— Слушай, фуфло! Ты из меня идиота не делай! Развел уголовную малину в трезвяке. Хочешь и меня под монастырь подвести? Так и тебе не усидеть! Без погон останешься. Это уж точно!

— Малина, малина…

Голос Фуфаева внезапно перешел на отчаянный, звериный крик:

— А у вас туг что — клубничка безнитратная!

— Что мелешь, — рявкнул было Саранчин.

— А то! — мгновенно осадил его Фуфаев. И на той же высочайшей ноте продолжил (кабаньи клыки его резко обозначились. На них появилась белая пена):

— Ты меня погончиками-то не стращай! Мне ниже вытрезвителя катиться некуда. Ты что думаешь, я своего сержанта покрывать пришел? Я и о тебе пекусь. Что, забыл, что на тебе мертвяк висит! Ты ж его тогда в речке… А под суд другого… Безвинного. Ведь это ж мы с Кисой тебе полное алиби сделали. Вспомни, сколько страху у тебя в штанах было. А теперь осмелел. Да ведь стоит сержанту сейчас рот открыть, как позолота с тебя вмиг осыпется!

Саранчин часто и хрипло дышал, как рыба, выброшенная на берег. А Фуфаев тем временем продолжал: