Искатель, 2018 №12

— Я на колесах и могу тебя подвезти. Тачка во дворе припаркована — если во время наших нежностей не увели.

— Это меняет дело. Поднимемся снова по лестнице, ты уж извини.

— А ты зеленую лампу не выключил.

— Да забыл впопыхах, но теперь оно нам на руку.

Пока поднимались они на высокий тут восьмой этаж, пока открывал он заранее заготовленными ключами один за другим чердачные проходы, куда свет проникал только через загаженные мухами бойницы слуховых окошек, пока пытался пройти, не поломав четырех ног. за которые отвечал, там, где сам черт ногу сломит, пытался Роман прокачать новую ситуацию, и не очень у него это получалось…

— Эй! Постой!

— Что? Ну ладно, давай отдышимся, — согласился он.

— Ты почему это со мной не разговариваешь, амантус грандиозус?

— Занят был. Трудился мыслями. Однако давай пообщаемся. Что ты хочешь узнать?

— Долго нам тут лазить?

— Нет. Из следующего отсека мы выйдем в пятый подъезд, а там есть второй выход во двор, где стоит твой «мерс». Еще есть вопросы?

— Ты любишь меня хоть немножечко, Кот-Воркот?

— Самое время! Ответ откладывается на шесть часов вечера после войны.

— Весь в паутине и туда же — лезет с пыльными поцелуйчиками… Настоящий чердачный Кот, герой полуночных крыш! Теперь последний вопрос. Откуда ты знаешь мои анкетные данные? Я, впрочем, с девяносто седьмого на самом деле.

— А я тебе не дал бы больше девятнадцати, — не моргнув глазом, соврал Роман, только что решивший взять подругу в заложницы, если у машины засада. — Ответ откладывается, пока в тачку не сядем. Извини.

На всякий случай Роман скорчился на полу у заднего сиденья, когда выезжали они со двора, и старый друг его десантный штык-нож покалывал ему в брюхо, потому как спрятан был достаточно близко, чтобы успеть поднести его к белой шейке заложницы, но они со штыком-ножом не рассчитаны были на тесноту этой жестяной скорлупы!

— Мы где?

— Уже на бульваре.

— За нами кто-нибудь увязался?

— Да нет. Те, что поворачивали следом, быстро ушли вперёд.

— А ты не торопись. Права в порядке?

— Все у меня есть — и права, и доверенность… — она прикусила губу.

Роман выкарабкался из своей щели и сел наконец в позе, почти достойной человека. Положил локти на изголовье покрытого каким-то вышитым чехлом пустого правого сиденья, а на скрещенные руки — голову. Теперь щеки их были на одном уровне, а глаза могли встретиться только в мнимом отраженном пространстве карликового переднего стекла, за которым пролетала ночная, из-за контрастного освещения и пустоты на тротуарах почти киношная версия чужого города. Да, в таком городе можно прожить всю жизнь, а умереть чужим для него… Справа потянулась бетонная громада с большой неоновой вывеской «Все для вашего шитья», еще большей «Пивной ресторан» и маленькой «Мир книги». Красный свет. Первая передача. Тормоз. Нейтралка. Ручник. Не придерешься…

— Почему молчишь, Кот Котович?

— А ты почему к моей команде прилепилась? Вон только что проехали телефоны-автоматы. С одного из них Серж мне звонил на той неделе, вусмерть обдолбанный, — и не запомнил, наверное, что звонил. Предупреждал, что ты его охмуряла и в момент, когда узнала, что он у нас новичок, резко отлипла. Подробности опустим. До этого мне Корзухин докладывал — и ты знаешь, о чем. Я понимаю, конечно, что мужики в таких сообщениях всегда привирают, однако…

— Так ты ревнуешь, Кот Котович? — осведомилась она с надеждой, но с такой аффектированной, что он (чертовы девки!) загнул про себя матюк. Потом ухмыльнулся, зная уже, чем достанет ее:

— Ты мне скажи (я в спешке не рассмотрел): эта твоя таратайка — серенькая такая? Да? Последняя загадка разрешена (а не люблю я, признаться, неразгаданных загадок). Ломал себе голову, что за сумасшедшая девка…

— Мерси в боку, милый.

— …сумасшедшая мамзель в сером «Запорожце» гнала за нами от той глупой аптеки, о тебе даже в «Новостях» сказали, вот было смеху! А «горбатый» твой на доверенности — понятное дело, чьей доверенности. Твоего папика, к нему ты из общаги, где зарегистрирована, слиняла… Давай по этой же, по Дмитриевской, до Сечевых Стрельцов. Дальше от общаги в сторону папика копать я уже не стал.

— Спасибочки за деликатность. Почему ты решил, что имеешь право залазить в мою личную жизнь?

— Ах, какая обида… А в личную жизнь команды «эксов» кто дал тебе право совать свой нос?

— Нос… Нет чтобы сказать: чуточку длинноватый, как у Клеопатры, прелестный носик!

— Тебе виднее… Ты что ж, не подумала о том, как это опасно? Если б ты для угрозыска старалась или для репортажа какого, я бы с тобой так не разговаривал. Вообще бы не разговаривал… Прямо, потом по Миллионной.

— Кот, великий и ужасный! Ты хочешь меня запугать, чтобы я, как эта блондинка с накладными плечами, Марлен Дитрих в «Подвиге разведчика» свернула в первый попавшийся пылающий берлинский дом?

— Лидия Смирнова, в фильме «Секретная миссия». При чем туг она?

— При том, что, пока бы мы доехали до Берлина и пока нашли бы там пылающий дом, ты бы в меня влюбился окончательно, а наши детки пошли бы в школу… Так для чего я, по-твоему, старалась?