Мужской голос, сменивший истеричные бабские выкрики, был басист и требовательно доброжелателен. Антонина шваркнула трубу под ноги, и сама едва не брякнулась на асфальт. Какой-такой киллер? Пахомия убил этот обритый наголо сукин сын. Можно ли «Кота» называть сукиным сыном? Скотина безрогая! Не успел пальнуть в нее. так со злости пристрелил невинного доброго дядечку. Но теперь… Тачку заберут отсюда менты, а этот противный парковщик запросто ее вспомнит. А не найдут здесь, того хуже: поедут на платную стоянку, и тогда уже сторож (мразь, доносчик!) расскажет о девице, которая брала тачку. Единственный способ избежать этого — поставить тачку как можно скорее невдалеке от места убийства (ужас какой!): менты подумают, что покойник приехал своим ходом, и не станут дальше копать.
В ячейку камеры хранения засунула Антонина чемодан и рюкзачок. Переложив в рюкзачок и карманные деньги «Кота», осталась с остатком стипендии в сумочке — и с пластмассовым жетоном, на который обменяла все свое неправедно нажитое богатство. Жетончик засунула в прореху, образовавшуюся в подкладке сумочки. Теперь она, если не сможет оставить машину незаметно, расскажет ментам, что взяла тачку и поехала погулять, покажет доверенность и тэ дэ.
У нее получилось. Никто не подбежал к тачке, когда она припарковалась в полусотне метров от банка «Копейка». Сама удивляясь собственной выдержке, Антонина, прежде чем выскочить, успела протереть платком руль и везде, где могла оставить свои отпечатки. Все сошло спокойно, но ее удивило, что в «Копейке» и вокруг банка не сновали менты. Более того, банк работал, а место, где, как она смекала, один из ее поклонников застрелил другого (жаль, что не на дуэли!), не было ограждено желтой лентой. «Перечитала ты, мать, американских детективов», — усмехнулась Антонина. Потом, удивительную легкость без пугающего багажа ощущая, вышла она к трамвайной остановке и поехала в сторону центра. На Дмитриевской увидела вывеску парикмахерской, выскочила на остановке и вернулась на нее уже стриженой шатенкой. Узкая улочка показалась ей Очень уютной, к тому же с фасада, обильного архитектурными излишествами, кособокая и временем побитая кариатида усмехнулась ей раскосыми почему-то глазами. «Купить бы тут себе квартирку, — вздохнула Антонина. — А Сержику на любимой его Володарке, так ходили бы друг к дружке чайку попить, травки покурить». Подкатил трамвай, нужно было прокладывать маршрут, мотаться по городу, пригородным и прочим шоссе, чтобы оказаться в конце концов на этой лесной тропинке.
А вот и опушка впереди. Сквозь ветви крайних дубков белели уже избы Стрельцово-Лежачей, бревенчатые по-кацапски, беленые по-хохлацки. Под вечер приползет автобус из Старозыбково, и она уедет пустым обратным рейсом. Тонька огляделась: место должно быть и приметным, и глухим одновременно, а походной лопаткой она обзавелась за триста километров отсюда.
Она вышла из лесу с одним маленьким рюкзачком. В здешней камере хранения не выдают ни жетона, ни справки, а печать может разве что дятел поставить. Остались при ней только деньги «Кота» (тратила их уже без всяких тебе комплексов), а из основного фонда — столько, сколько может понадобиться скромной девушке для завершения образования в престижном западноевропейском вузе. Основной фонд по-прежнему ее страшил, и она поняла, что в детстве напрасно посмеялась над рассказом матери о том, как той единственный раз в жизни удалось найти деньги. Было это до хрущевской денежной реформы. Покойная бабушка отправила девятилетнюю мать Антонины за хлебом, а та нашла на тротуаре у колонки кошелек, а в нем семь рублей и мелочь. Так мать и кошелек, и деньги выбросила в дыру уборной — вот до чего перепугалась. Теперь Антонину больше всего страшил удивительный факт, ею установленный, когда накупила в Чернигове на автовокзале целый ворох газет за два дня: там не было ни слова ни об ограблении «Копейки», ни об убийстве Филатыча. Не бог весть какой деятель, чтобы о нем некрологи в «Сегодня» печатать, но все равно странно.
В животе подсасывало, однако она хорошо помнила, что в Стрельцово-Лежачах магазин открывается после четырех пополудни, а чайной или буфета нету. Да и нечего светиться в приграничном как-никак месте. Лучше уж обойти деревню за огородами, а на автобус сесть, проголосовав на дороге. Антонина пошарила в рюкзачке, обнаружила пакетик чипсов и набила ими сухой рот. Поискала глазами пенек или хотя бы кочку повыше. Через несколько минут она ужо спала, уронив голову на колени, такая хрупкая и беззащитная в своей грязной вытертой джинсе и позеленевших белых кроссовках.