— Что вы, Иван Дмитриевич! — возмутился управляющий. — даже подумать не могу, что такое возможно!
— Увы, это сущая правда.
— Чем же я могу помочь следствию?
— В последние дни Левовский не выказывал озабоченности, не испытывал в чем-либо нужды?
— Нет, Сергей Иванович ходил, словно крылья у него выросли, считал дни до свадьбы с Марьей Николаевной, прямо-таки светился от счастья.
— На службе не возникло ли каких-либо преград к чину и должности?
— Что вы! Теперь я не знаю, как быть.
— В какой должности он состоял?
— Я хотел, чтобы Левовский возглавил второе отделение Экспедиции. — И, увидев вопросительный взгляд Ивана Дмитриевича, Винберг добавил: — Это так называемое печатное отделение является самым большим как по числу работающих, так и по количеству механизмов. Притом деятельность отделения за последние годы особенно расширилась: кроме собственной бумаги, оно употребляет еще значительное количество покупной — для работ художественных и для иных целей.
— То есть отделение, которое в прямом смысле печатает деньги?
— Именно так.
— Кто еще был претендентом на столь завидный пост?
— Только Сергей Иванович. Сейчас даже не знаю, кем заменить.
— Кто ранее занимал должность управляющего вторым отделением?
— Михаил Исаакович некоторое время тому скончался от апоплексического удара.
— Понятно. Недруги у Левовского были?
— Как же без них, отношения по службе небезупречны, но до открытой подлости не доходило.
— Хотелось бы более подробно.
— Иван Дмитриевич, я догадываюсь, в какую сторону вы клоните, но, к сожалению, более, — он выделил последнее слово, — добавить ничего не могу.
— Хорошо, — Путилин поднял руки кверху, — я не намерен вмешиваться вдела вашего присутствия, не имею права. Скажите, у вас на службе состоит ли человек лет тридцати пяти — сорока, круглолицый, с пышными усами и рассеченной надвое бровью?
— Видите ли, как ни велика Экспедиция, ноя знаю всех чиновников, находящихся на службе, а с такими приметами никого не припомню.
После прощания и уже взявшись за ручку двери, начальник сыска обернулся к Федору Федоровичу:
— Скажите, господин Левовский имел отношение к заказам от частных лиц?
— Самое непосредственное.
— А к экспертизе фальшивых ассигнаций и ценных бумаг?
— Нет, этим занимается третье отделение.
Надворный советник Соловьев потерял всякую надежду. Он уже более часа прохаживался по Исаакиевской площади среди прибывающих и разъезжающихся по городу саней, уносивших очередного седока. Расспросы извозчиков и тайных агентов, привлеченных к поискам, не давали ожидаемого результата. Хотя глаз у «лихачей» наметанный, но никто не мог вспомнить круглолицего с пышными усами человека, да еще с такой яркой приметой, как рассеченная бровь.
«Мог ведь лже-Левовский шапку сдвинуть на брови, — рассудительно размышлял Иван Иванович, сводя к переносице темные брови, — тогда никогда не узнать, куда он мог укатить. Эх, жаль!» — досадливо качал он головою.
Мороз не мешал мыслям, а холодный ветер, бьющий в лицо от быстрой езды, хотя и хлестал по щекам, но не обжигал.
— Ваше высокородие! — подбежал к Соловьеву дворник, когда он, расплатившись с извозчиком, вошел во двор дома Шклярского.
— Слушаю.
— Вчерась впопыхах позабыл вам сказать, что к господину Левовскому, царство ему небесное, — перекрестился хозяин лопаты, — приходил офицер в пятом часу пополудни.
— Что ж ты мне сразу не сказал?
— Так позабыл я.
— И?
— Так сегодня два раза уже приходили, но я об убиении Сергея Ивановича ничего не сказал. Больно злы были, оставили записку, — дворник протянул конверт.
Надворный советник в нетерпении достал свернутый вдвое лист белой бумаги, состоящей из нескольких предложений:
«Серж! Куда ты подевался? В третий раз предстаю перед закрытой дверью. Жду в 9 у Давыдки. Илья».
— Чтоб мне молчок, — пригрозил Соловьев строгим голосом дворнику, который вытянулся, словно военный на смотре, придерживая правой рукой лопату.
— Да разве ж я, да ни в жисть.
— Теперь слушай. Кто еще бывал у Левовского?
— Ваше высокородие, да разве ж всех упомнить можно. Он гостеприимный был.
— Случаем не бывал у него господин лет сорока, круглолицый, с казацкими усами и вот так бровь рассечена, — Соловьев провел пальцем по брови.
— Видал я такого, видал, только, кажись, бровь побита с правой стороны.
— Может, и имя его тебе известно?
— Никак нет, — дворник развел руки в стороны, и освободившаяся из плена лопата с грохотом упала на булыжник.
— Много раз он бывал у Сергея Ивановича?
— Ну, раза три, в точности, бывал.
— Когда?
— Может, с неделю тому, может, более.
— Точнее сказать не можешь?
— С неделю, точно, с неделю.
— Потом ты его не встречал?
— Никак нет.
— Когда ты в последний раз господина Левовского видел?
— Так шестнадцатого, он на службу уехал, так почитай, в живых, — снова перекрестился, — его бедного увидеть больше не довелось.
— Кроме офицера к нему кто-то приходил?
— Только офицер.