— Кто к нему раньше приходил?
— Ваше благородие, он малый спокойный, душевный, а чтоб приятелей принимать? Нет, никто к нему, сердешному, не ходил.
— Никто о нем не спрашивал?
— Барышня молоденькая приезжали. Хотела было только записку передать, но так и не удосужилась.
— Так что ж ты сразу не сказал?
— То ж барышня.
— Дурак, я обо всех спрашиваю.
— Виноват, ваше благородие!
— Другие барышни или барыни не были?
— Никак нет.
— Ну, я тебя!.. Появится Микушин или кто придет к нему, сразу же в сыскное. Понял?
— Да, ваше благородие!
— То-то.
После разговора с управляющим Экспедицией Путилину было необходимо привести мысли в порядок, и он решил до Большой Морской пройтись пешком. Благо что мороз не доставлял больших неприятностей. Честно говоря, начальник сыска даже позабыл о натирающем шею воротнике.
Явных врагов у убитого чиновника не было, но сей факт ни о чем, собственно, не говорил. Это только слова управляющего. Их можно, конечно, брать на веру, но лучше перепроверить. Всегда среди сотрудников находятся более тщеславные, лелеющие обогнать успевающего по службе. Ради этой цели готовые на всякие мерзости.
Путилин был склонен верить Федору Федоровичу в его неведении всех скрытых от глаз дрязг. Более того, господин Левовский в столь молодые годы становился во главе одного из четырех отделений, получал чин коллежского советника, приравненный к армейскому полковнику, согласно табели о рангах. Так что завистников у него должно хватать.
Стоит поверить господину Винбергу в том, что с такой приметной особенностью лица он не мог забыть сотрудника. Тогда что за интригу затеял незнакомец, выдавая себя за Левовского? И почему убит Сергей Иванович оружием, которое якобы он себе заказал? Что искал убийца в квартире, учинив такой немыслимый погром? Что так его интересовало? А почему, собственно, он, Путилин, говорит «он», а не «они»? Почему Иван Дмитриевич так уверен, что дело является планом одного человека, а не шайки?
Он уверовался, что преследователь, убийца и вор один и тот же человек. А если рассеченная бровь театральная выдумка убийцы? Нет, не может быть, ведь он не мог предположить, что сыскные агенты будут предъявлять фотографическую карточку Левовского для опознания. Почему пришел пешком, а не приехал? Хоронился? Ради чего? И почему в комнатах Микушина обнаружен бумажник убитого? Подброшен? Нос какой целью? Значит, убийца знал студента и наверняка знал, что тот тоже следит за Сергеем Ивановичем? Тогда почему не оставлена улика для установления личности Левовского? Чтобы было потеряно время? Но убитый рано или поздно был бы опознан сыскной полицией! Отсюда следует, что бумажник не подброшен, ибо его мог обнаружить Алексей. Значит, он сам взял бумажник и тогда неминуемо видел, как свершилось злодеяние или же сам был участником, а может, и добровольным помощником. Но зачем? Много странностей в расследуемом деле, много.
Мысли были прерваны. Путилин оказался перед дверью сыскного отделения. Так всегда, размышления сокращают путь. Словно только вот сделан первый шаг — ан нет, дорога завершена, и снова погружаешься в столь ненавистные бумажные дебри. Ивану Дмитриевичу, по натуре, лучше живое участие в розыске. Одно неверное движение, и струна лопнет, зазвенит в воздухе. И вот уже чувствуется стремительное приближение к решению загадки, которой занята голова и которая неустанно бьется в мысли. Хотя в руководстве есть некая прелесть, когда все нити в одних руках и ты по размышлению, а иногда по интуиции, идешь шаг за шагом вперед.
Дежурный чиновник понял по выражению лица начальника, что не надо никаких докладов.
Образ непогрешимого чиновника стоял перед глазами, выстраивались некоторые идеи, которые могли вести к дальнейшему дознанию, но кружились вокруг одного — Экспедиции, хотя никаких предпосылок не было.
Не успел Путилин повесить верхнее платье, как дверь в кабинет бесцеремонно распахнулась и на пороге возникла фигура в расстегнутой шубе и сдвинутой набекрень шапке. Лицо статского советника пылало нешуточным гневом, глаза, казалось, метали не молнии, а стофунтовые ядра с огненной начинкой.
— Что вы, милостивый государь, себе позволяете?
— Ваше превосходительство, не будете так любезны присесть, — для снижения напряжения произнес Иван Дмитриевич, пытаясь спокойствием внести в ряды наступающей армии смятение. К слову сказать, испытанное средство.
Господин Залесский некоторое время смотрел на начальника сыска пока еще недружелюбным взглядом, но через несколько секунд принял решение и сел.
— Кто дал вам право врываться в мой дом и допрашивать домочадцев? — Голос понизился, багровость, заливающая круглое лицо, начала пропадать.
— Николай Васильевич, я интересуюсь некоторыми сторонами жизни вашего семейства не ради праздного любопытства, а по делам службы. Мне поручено Государем охранять покой в столице, при свершении злодеяний пресекать их на корню. Посудите сами, как я смогу найти человека, убившего Сергея Ивановича, если о нем ничего не буду знать? Может быть, злодей умышляет каверзы против вас и вашего семейства?