Искатель, 2019 №6

Участникам представления казалось, что он вызывал их поочередно на импровизированный ринг для поединка. На одном он демонстрировал навыки борьбы самбо, на другом — приемы каратэ. С кем-то боролся в классическом стиле, кого-то одолел в споре по отжиманию от пола на одной руке. Когда состязания иссякли, он повторил для всех свои самые скандальные трюки: глотал жаб и змей, вспыхивал, подобно факелу, и тут же гас, а напоследок провел продолжительный и невероятно красивый показательный бой с тенью во всех известных ему стилях.

Надо ли говорить, что все это происходило лишь в воображении зрителей, которые даже не двинулись со своих мест в этом зачарованном круге. Зато Чужой стал поистине всеобщим кумиром. Им восхищались, быть его другом каждый считал большой честью. Это была крупная победа Чужого, однако не все пошло гладко. Всем посвященным в его тайну он наказал не говорить никому из преподавателей о его фантастических способностях, что, разумеется, выполнено не было. От остатков юношеской наивности Чужому еще предстояло избавиться.

Преподаватели, наслушавшиеся всевозможного интернатского фольклора, недорого оценили новый миф, за исключением физрука (даже в интернате для детей с физическими отклонениями был таковой). Однажды на уроке физкультуры он предложил Чужому продемонстрировать что-нибудь из своих способностей и умений, но тот категорически отказался, дав понять, что это небылицы. Физрук был не дурак и отлично понял, что ему морочат голову вовсе не мифами, а как раз отказом продемонстрировать нечто, явно имеющее место в действительности. Раз за разом он дразнил Чужого, чтобы вывести его из себя, но тот держался стоически. Хотя физрук и не был дураком, но поиздеваться над своими обделенными судьбой подопечными любил и часто практиковал это на своих занятиях. Его излюбленным обращением к ним было: «Милые уродцы!» Для каждого воспитанника у него были клички: Дохлый Енот, Каракатица, Самоделкин-с-замыканием и так далее. Колясочников, которые у него, естественно, не занимались, он называл луноходами и гонщиками. А Чужого звал Головастиком.

Надо ли говорить, что физрука, мягко говоря, недолюбливали. Когда Чужому надоело регулярное и вовсе не шутейное подтрунивание физрука над ним и его одноклассниками, он решил его проучить. Улучив момент, когда они с физруком ненадолго оказались с глазу на глаз (а случилось это на верхней площадке спального корпуса), Чужой устроил спектакль. Верхняя площадка располагалась на высоте трех этажей, и на этом основывался его план. Физрук стал злить Чужого, упражняясь в остроумии, придумывал ему новые клички — словом, вел себя безобразно. Чужой выдержал паузу, сделал вид, что разозлился, а потом подменил реальность иллюзией. И на глазах ошарашенного физрука выпрыгнул в окно. Оставшись на самом деле рядом с ним незамеченным, он наблюдал, как физрук боязливо выглянул в окно, увидел внизу неподвижное тело и крадучись ретировался.

Когда на следующий день физрук лицом к лицу столкнулся со своей «жертвой», целой и невредимой, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он просто сделал вид, что ничего не произошло. Однако задирать Чужого перестал. А через неделю скоропостижно уволился.

Здоровье Чужого год от года ухудшалось. Уже к концу обучения по программе средней школы он пересел в инвалидную коляску и был помещен в пансионат для таких же, какой, одиноких и больных людей…

— Собственно, на этом моя биография заканчивается, — чуть помолчав, сказал Чужой. — Расскажу лишь еще об одном случае. Когда я уже пробыл в пансионате около пяти лет, к нам ночным сторожем устроился нелюдимый и замкнутый человек. В нем я узнал нашего интернатского физрука. Вот тогда-то начались мои настоящие мучения. Однажды ночью он зашел ко мне и принялся выведывать то, что не давало ему покоя все это время. Именно поэтому он пришел работать в пансионат. Сначала я хотел обмануть его, но он сразу предупредил, что в таком случае тут же сообщит о моих способностях «куда следует», и вместо более-менее спокойной жизни я проведу остаток лет под наблюдением военных и медицинских специалистов, увешанный датчиками и обвитый проводами.

Лицо Чужого исказилось, как от боли. Он поерзал в кресле, помассировал виски и продолжил:

— Простите, это весьма неприятные воспоминания, но я бы хотел избавиться от них, так что вам придется немного потерпеть… К тому же, как вы, вероятно, догадываетесь, мой мозг в данный момент занят не только беседой с вами.

Виктор нервно сглотнул: он представил, что сейчас происходит в медицинском отсеке, вернее в смотровой, но только крепче сжал кулаки на коленях. Чужой, как видно, был в курсе всех его переживаний. Он закончил массаж и устало улыбнулся: