— …Ну да, холодные, наверное. Ну, ради красоты, ради праздника можно потерпеть — это ненадолго. Все хорошее ненадолго. Вот кончится спектакль, и эти бриллианты растают, а вице-королева, твоя, значит, мать, опять превратится в плазмоэлектрогазосварщицу Августу… А кого этот ваш железный человек будет играть? — продолжала она. — Трудно для него будет роль подобрать.
— Ты его так при нем не называй, — послышался голос Дианы. — Обидится. Он себя титановым считает.
В глубине комнаты зашевелились. Платон увидел Диану. Та остановилась перед зеркалом, отставив руку с веером — манерно, как, вероятно, по ее мнению должны были держать его актрисы. Одежда на верхней половине туловища у нее была средневековая — какой-то лиловый бархат с чем-то блестящим, а на нижней — современные и будничные брючки. На поясе, вместо пышных юбок с турнюром — пока только проволочный каркас:
— Может, какого-нибудь демона, злого духа? — предположила она.
"Титаныч духов и всякую нечистую силу не любит, — мысленно возразил Платон. — Вряд ли согласится".
На ветвях дерева перед ним росли какие-то непонятные твердые плоды. Разговоры о том, кто какую роль будет играть, были самыми популярными в последнее время.
Даже отсюда он видел ярко-зеленые глаза Дианы в глубине комнаты, ее лицо с выпуклыми скулами. Подумал, что если какой-то художник будет это лицо рисовать, то сначала начертит ромб. Лицо-ромб. Ему и это казалось совершенным, все было совершенным в ней. Будто стало эталонным, а другие лица только похожими или не похожими на её.
Улицы теперь кишели откуда-то взявшимся, будто прятавшимся где-то до этого, народом. За полчаса, пока Платон стоял на этом мосту, под ним прошло уже два человека и проехала дизельная автокара. Сверху было видно, как по набережной прошла целая толпа строителей уже почти готового "Млечного пути", человек десять. Пиратская одежда становилась здесь повседневной. Издалека были заметны полосатые рубахи, называвшиеся "тельняшки", появились грубые пиратские кирзовые сапоги. Все куда-то торопились, но торопились гораздо медленнее, чем на Земле.
"Как в Центральной Америке, — подумал он. — Хотя в Центральной Америке и то быстрее с ремонтом справились. Скорее, как в каком-нибудь двадцатом веке, будто время здесь медленнее идет".
— А пиратов роли кому? — слышалось из окна. Традиционный теперь вопрос.
— Ясно кому. Томсону уже черную повязку сшили на глаз, чтобы поперек лица. — Дальше Платон опять не расслышал — …Странно, но попугай этот действительно полюбил сидеть на плече томсоновском, вот только говорить никак не хочет… Я когда-то в "Марсострое" работала, — все доносился голос Августы, — снег видела и звезды пару раз. Но там скучнее было.
"Весело вам. Все забыли про "Обсидиановую бабочку", про бедную летающую тарелку. Так и я скоро забуду".
И возражать было бесполезно, его было слишком мало. Он был один.
Диана все крутилась перед зеркалом. По-женски стремительно она успела переодеться. Все средневековое исчезло.
"Это мужское тело цельное, а женское — полое, созданное для любви, для материнства. И психика, душа по-старинному, в таком теле — под любовь".
Платон видел ее сквозь ветви с непонятными плодами.
"Желуди", — наконец, вспомнил он.
"А мне еще в детстве мать говорила, что я готов по потолку бегать", — послышалось непонятно откуда.
— Смотри, Дианка. — Августа по пояс высунулась из окна и показывала куда-то вверх. — Вот дураки-то!
Теперь и Платон увидел, что на каменном небе, будто две мухи, сидят Ахилл и Конг, наверное, одев гравитопояса.
Было заметно, как Конг, не удержавшись, сплюнул вниз:
— Отсюда и в море прыгнуть можно. Без всяких парашютов. Отойти вон туда и прыгнуть. Или нельзя?
— Здесь повыше будет, чем с такси над Финским заливом. — Голоса этих двоих доносились издалека неестественно отчетливо.
— Значит, не можешь? Давай, на слабо!
Глядя на эти нелепые, маленькие издалека фигурки, темнеющие на окрашенном синей краской небе, Платон непонятно почему ощутил, что все они всего добьются. Долетят до Марса, найдут и увезут любые сокровища, все, что хотят.
И вот этот день наступил. Оркестр сегодня играл особо громко и радостно. Спуск на воду галеона "Млечный путь" совместили с генеральной репетицией эпильдифоровской пьесы. Она начиналась с отплытия леди Дездемоны к отцу, вице-королю Ямайки на Карибское море. От шекспировского "Отелло" ничего не осталось.
Толпа матросов, придворных в кружевах и бархатных костюмах, вице-королевских мушкетеров и жителей пиратского города толпилась на берегу. Здесь появилась пристань, самая настоящая. Красивая, просто антикварная на вид, точно такая же, как в шестнадцатом веке.
Появились и зрители, экскурсия с пассажирского транзитного лайнера, мамонтоводы, летящие на планету Ээт, с остановившегося сейчас на астероиде грузового корабля "Жорж Холодцов", и просто мимоезжие туристы.