Искатели

Они все слишком устали от напряженной, сумасшедшей работы.

Это случилось в тот день, когда Андрею принесли новый прибор для измерения емкостей. Куском замши он стер легкую пыльцу с поверхности стекла.

— Вот это точный прибор, — сказал из-за плеча Усольцев. — Не чета старому. С ним мы можем уточнить кое-какие данные локатора.

— Правильно, — подтвердил Андрей.

— Начинается, — громко сказал Саша. — Министерство оттяжек и проволочек заработало.

— Как вы сказали? — медленно, угрожающе переспросил Андрей.

Новиков выступил вперед, отодвинув Сашу:

— Удивительно, Андрей Николаевич, сколько можно толочь воду в ступе?

Усольцеву дайте волю, он будет еще год ковыряться.

— Поработайте с мое… — начал Усольцев и полез в карман за платком.

Новиков махнул рукой.

— Старая песенка! — Он повернулся к Лобанову. — Я уверен: если бы вы сами вникли как следует в смысл наших последних работ, вы бы давно прекратили их.

Неприятно улыбаясь, Андрей сузил глаза:

— Так, так. Выходит, я перестал разбираться, что к чему?

— Во всяком случае, — напряженно сказал Новиков, вытягивая шею и весь приподнимаясь, чтобы смотреть Андрею прямо в глаза, — во всяком случае, Усольцев командует вами, как ему вздумается.

— Мною? — Ноздри Андрея задрожали. — Не ваше дело, кто кем командует. Он мой заместитель: Выполняйте его распоряжения. Вы слишком много рассуждаете.

— А вы… вы мастер с других спрашивать. — Новиков побледнел и, подчеркнуто сбавив тон («Я сдержался, заметьте»), сказал: — Андрей Николаевич, мы так сорвем все сроки.

Демонстративная сдержанность Новикова привела Андрея в бешенство:

— Не ваша забота! Пока что за работу отвечаю я.

— Почему это не наша забота? — срывающимся голосом вмешался Саша.

— Вы слишком много берете на себя, Андрей Николаевич, — снова вытянул шею Новиков. — Мы не ваш прибор делаем.

— А чей же? Ваш? Вы его изобрели? — крикнул Андрей, чувствуя, что он уже говорит не то.

Распаленные накипевшей обидой, они заговорили уже не слушая друг друга, не обращая внимания на окружающих. Борисов попробовал вмешаться, Андрей сверкнул на него глазами.

— Слушай, ты еще… Критикой можешь заниматься на собраниях. Здесь я приказываю.

— А я отказываюсь выполнять такие… — Новиков скрипнул зубами, но все поняли, какое слово он хотел произнести, — …приказания. Никаких измерений больше не нужно. Понятно? И я докажу это!

— Это займет у вас еще неделю, — с трудом улыбнулся Борисов.

Андрей изо всей силы ударил кулаком по столу:

— Довольно! Ни в каких доказательствах я не нуждаюсь. А вы, товарищ Новиков, если отказываетесь, то прошу… подавай те заявление. Обойдемся! — И добавил с наигранным спокойствием: — Товарищ Усольцев, сегодня же начинайте измерения.

Он повернулся и пошел к себе. Молчание провожало его до дверей кабинета.

Четыре шага в один угол, четыре в другой. Так шагают, наверное, по своей камере заключенные. Новиков будет его учить! Нашелся наставник!..

Подходя к дверям, он невольно прислушивался. Из «инженерной» доносился обычный приглушенный говор, шум отодвигаемых стульев. Подаст ли Новиков заявление? Ничего, найдем на его место. Усольцев — тот, наверное, струхнул, не знает, куда податься. Помощничек… Андрей был уверен, что стоит ему выйти из кабинета в «инженерную», и там сразу же возникнет враждебная тишина. А наплевать ему на их настроения. Он уверял себя, что ничто не мешает ему выйти из кабинета, проверить, как идет работа; наоборот, неудобно должен себя чувствовать Новиков, Саша, да все они! Он садился, пробовал заниматься, снова вставал, ходил, четыре шага в один угол, четыре в другой.

Закурив, он прислонился к косяку дверей. Слышно было, как в «инженерной» Нина сказала:

— У них не допросишься.

Очевидно, жаловалась Майе на Сашу Заславского. Сама избегает просить Сашу — и жалуется. Те тоже хороши. Сколько раз он предупреждал Новикова и Сашу: не жадничайте, просят — давайте, подумают, нарочно мешаете Устиновой.

Андрей собирался быстро толкнуть дверь, в это время послышались громкие быстрые шаги.

— Дочка! — крикнул в «инженерной» Ванюшкин.

Андрей улыбнулся, за дверью тоже раздался смех, поздравления.

— Три двести! — Это снова Ванюшкин. — Родилась в девять часов двенадцать минут. Не мало? Майя Константиновна, а что можно нести в передачу?

— А как здоровье?

— Все в порядке. Шоколад можно? Я купил пять плиток и кило винограду.

— Шоколад можно, — важно сказала Нина, — виноград нельзя.

— Откуда ты знаешь? Не слушай ее, Ванюшкин, — сказала Майя. — Виноград можно.

— Ну, я побежал, — заторопился Ванюшкин.

Андрею всегда казалось, что в его кабинете тихо и ничего не слышно из соседней комнаты.

Нина предложила послать жене Ванюшкина цветы.

— Что за смысл, — хозяйственно сказал Краснопевцев. — Дарить — так вещь.

— Ерунда. Подарок должен быть абсолютно бесполезный, — сказал Кривицкий. — Такие подарки дольше всего хранятся.

— Тогда купим контрабас, — сказал Новиков. — Конгениально.