Искатели

— Да, лошадиных сил у меня больше, — сказал он, вертя в кармане обломки пуговицы. — Поэтому… — он неожиданно усмехнулся, — поэтому я могу с вами как со слабым. То есть доказательно. Вы тут насчет поэзии красок. А известно вам, что такое цвет? Вы сколько различаете цветов? Двадцать? Сто? А я больше. Существует, к вашему сведению, спектроскоп, и человек давно уже может этим спектроскопом различать тысячи оттенков. Чело век не слеп! Я понял ваши колкие «мы», кого вы имели в виду. Нас, технарей, жалеть нечего. Человек научился видеть в глубине стальной болванки и изучать рельеф на Марсе. Он ощупывает радиоволной Луну. А эти закаты и ручейки… над ними вздыхал и средневековый кавалер… Что же, выходит — дальше ни черта? Что же, мы беднее его? По-вашему, поэзия осталась для исключительных личностей? Черта с два! Поэзии теперь в тысячу раз больше. Только другая у нас поэзия, новая. Я тоже могу полюбоваться ручейком, но для меня куда прекрасней стихия реки, укрощенная волей моих товарищей. Скажем прямо: убогое воображение у этих ваших личностей средневековья. Они разве способны представить себе, что кругом нас, вот здесь, — Андрей раскинул руки, — бушуют радиоволны, кричат на всех языках дикторы, гремят оркестры. Слышите? Сколько, по-вашему, весит луч солнца?

— Луч солнца? — переспросила Марина.

— Да, был такой физик Лебедев, и он взвесил луч солнца. Вот кто был настоящий поэт.

Марина стояла, уткнувшись в воротник. Лицо ее окаменело. Андрею она показалась чужой. Стоит чужая женщина, и рядом с ней этот противный, ненавистный человек. Он вдруг замолчал, чувствуя, что наговорил не то, не теми словами… Если бы он умел так красиво говорить, как Вадим! Ну как выразить все то, что теснилось у него в душе! Проклятая немота!..

— Какой пафос! — деланно усмехнулся Вадим.

Андрей не слушал его. На душе у него стало пусто и спокойно. Дальше все трое шли молча. На трамвайной остановке Марина вдруг сказала:

— Простите меня… У меня что-то голова болит.

Она не оглядываясь побежала и вскочила в трамвай.

Андрей и Вадим остались вдвоем. Они постояли, не зная, о чем говорить, не чувствуя ничего, кроме неловкости. Вадим пожал плечами и направился к стоянке такси. Андрей повернул назад.

За ширмой спала пятилетняя дочь Софочки, поэтому Марина и Софочка говорили вполголоса, и это мешало Марине. Ей сейчас все мешало. Скинув туфли, она забралась с ногами на тахту, обхватила колени, потом подвернула правую ногу под себя, потом легла лицом на руки, — она никак не могла найти удобной позы. Софочка перед зеркалом расчесывала волосы.

— Чем же все-таки тебя так восхитил Андрей? Что он такое говорил? — спросила она. — Вот уж трудно представить…

— Про свою физику… В общем, я не могу повторить. — Марина закрыла глаза. — Ты бы видела, какое у него было лицо. Я не подозревала, что он такой… Знаешь, он словно приоткрылся…

— Не понимаю все-таки, чем тебе Вадим плох? Марина вскочила, стиснув вышитую подушечку:

— Ты знаешь, когда у меня так скверно было на работе, меня уволить хотели, — я отказывалась акт по приемке подписывать, — я приехала к нему. Ничего мне не надо было, только несколько теплых слов. Какое-то участие почувствовать. Что ты на свете не одна… А он… предложил остаться переночевать. Ты знаешь, во мне как будто что-то хрустнуло и сломалось.

Они долго в зеркале смотрели друг на друга. Софочка медленно усмехнулась:

— Глупая ты девчонка. Да они все такие.

— Он холодный. Он не любит. Он просто неспособен любить. Он хочет только брать, ничего не давая.

— Ну, милая моя, — рассудительно начала Софочка, — это все блажь. Где у тебя гарантия, что и Андрей не окажется таким же?

— Не может быть… Нет, нет!

— Волосы лезут, — вздохнула Софочка. Она швырнула гребенку и резко повернулась к подруге. — Когда на мужиков смотришь как на женихов, все по-другому выглядит. Я смотрю на вещи трезво. Андрей, конечно, милый, но ведь таких инженеров тысячи. А у Вадима блестящее будущее. Он чертовски талантлив. И не бабник. «Холодный», «холодный», — передразнила она. — Никто с тобой весь век, обнявшись, не просидит. Его к рукам прибрать, он будет послушный, как теленок. Чего тебе еще надо?

— Как ты ловко смерила… Тебе легко рассуждать, — запальчиво сказала Марина и тут же осеклась. Софочка закинула руки за голову. Кукольное личико ее сразу постарело.

— Да, мне легко. Потому что меня никто замуж не возьмет. Кому я нужна с ребенком?

Марина спрыгнула с тахты, в одних чулках подбежала к Софочке, обняла ее.

— Я дуреха… Прости меня… Ну не надо…

Дернуло же ее за язык!

Студенткой техникума Софочка вышла замуж за своего однокурсника. Муж ее кончил техникум, поступил в институт. «Ничего, — говорила она, — дочь отдадим в детский сад, сама пойду на службу, как-нибудь проживем». Он был очень раздражителен, ее Костя, он не терпел ни малейшего шума. Иногда, когда ребенок капризничал, она, чтобы не мешать мужу заниматься, уходила с дочкой на улицу и часами сидела в садике. Особенно тяжело приходилось зимой.