Искатели

— Нина… — Он чувствовал на лице ее взгляд. Руки ее дрогнули, он понял, что она по-своему понимает его волнение, готова прийти к нему на помощь, и от этого может произойти что-то не нужное, нечестное, непоправимое. Секунда, другая — и он бы не выдержал.

— Нина, — твердо сказал он. — Не надо. Вы мне нравитесь. Вы… — Его решимость показалась ему жестокой.

Он поднял глаза и увидел, что она силится улыбнуться. Кривая, болезненная улыбка была первым, чем она могла защититься от его слов. Он был благодарен ей за эту тяжкую, но мужественную улыбку. Теперь они преодолели самое трудное.

— С чего вы взяли, Андрей Николаевич, — громко, слишком громко сказала Нина. — У меня просто было хорошее настроение.

Черные зрачки ее сузились. Она тряхнула головой, небо, отраженное в ее глазах, дернулось и исчезло.

— Ладно. Вы молодец, Нина. Я виноват, если испортил вам настроение. — Он сказал так нарочно, чтобы она могла ответить ему: «Мне? Испортить? Как бы не так!». Но она только высвободила руки и помахала затекшими пальцами.

Меряя его взглядом, она неожиданно, с вызовом, спросила:

— Если я вам нравлюсь, то чего же вы испугались?

Она вполне овладела собою. И хотя это облегчало разговор, Андрея опечалил вернувшийся к ней игривый тон. Нина переступила с ноги на ногу, и ничего не осталось от ее милой позы, от недавней близости.

Андрею стало жаль ее и захотелось чем-то утешить:

— Я подумал о вас, о себе и еще об одном человеке.

— О ком?

— Он по-настоящему любит вас. Я его тоже люблю, уважаю и, понимаете…

— Это вы о Заславском хлопочете? — помолчав, сказала она.

Беззастенчивая насмешка в ее голосе рассердила Андрея. «Будь я даже влюблен в вас…» — хотелось начать ему, но это было бы слишком безжалостно.

— Какой вы добрый, Андрей Николаевич! Паинька, ну и только.

Андрей отступил, оперся рукой о сосну.

— …Точно сцена Онегина с Татьяной. Оркестра только не хватает, — пальцы ее все быстрее отщипывали и рвали листок. — А где же я? О себе подумали, о Заславском подумали… Я знаю его не хуже вас. Зря стараетесь.

Не люблю и любить не буду… и все тут. У него настоящее, истинное… А вдруг у меня тоже настоящее? По-вашему, я легкомысленная? Тогда зачем я вашему Саше нужна? Просто глупо выходит… Эх вы, такой умный, испугались свое го чувства. Ответственности побоялись? Ответственности… Господи, до чего ж вы плохо в людях разбираетесь. — Она презрительно покачала головой.

Волосы ее рассыпались, закрыли лоб, глаза, она мотала головой и все никак не могла стряхнуть тяжелую прядь.

— Нина…

— Довольно, слушать вас не хочу. Я-то… ничего не побоялась… Она сорвала ветку и, похлестывая себя по ногам, пошла по тропке.

Медленно выпрямлялась примятая ее ногами трава. Андрей все стоял, ожидая чего-то. Упала шишка, Андрей вздрогнул, оторвал прилипшую к сосне руку.

«Скверно. Худо все… — думал он. — И правильно. И она права. А иначе я не мог…»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Саша заглянул на лужайку, откуда доносились глухие удары мяча. Нины и здесь не было. Несколько минут он для вида поиграл с ребятами.

— Что-то ты, старик, кислый? — заметил Пека Зайцев.

— Все понятно, — подмигнул Ванюшкин, принимая пасовку. — Владимир Ленский в ауте.

На краю площадки Леня Морозов, сидя на футляре для аккордеона, тихонько подбирал какую-то мелодию. Он подозвал Сашу, пригнул его к себе за шею, крепко дыша запахом водочного перегара:

— Нинку ищешь? Она с начальством в лес отгребла. Саша скинул его потную руку:

— Тебе что за дело?

— Ну, ну, — обиделся Морозов, — о тебе, дураке, забочусь… Он растянул аккордеон, пробежал по клавишам: Наша Нинка что орех, Так и просится на грех.

— Послушай, ты, — спокойно сказал Саша, — ты подлый тип. По всем пунктам ты подлая личность.

Сквозь детскую припухлость его губ проступила энергичная линия рта.

Саша был похож на боксерскую перчатку, круглую и мягкую снаружи, в которой спрятанный кулак чувствуется только в момент удара.

— Ты думаешь, что за Соню Манжула простится тебе? — тихо продолжал Саша. — И на Лобанова клеветать разрешим? Мы твои маневры понимаем.

Морозов вскочил, ругаясь, размахивая кулаками.

— О чем дискуссия? — спросил, подходя, Ванюшкин. Ребята прекратили игру и окружили Заславского и Морозова.

— Видали цацу? — возбужденно обратился к ним Морозов. — Подхалим лобановский. Ты в мои личные дела не суйся, погляди лучше на Лобанова, как он с твоей Нинкой… — Морозов похабно выругался.

Сайт, побледнев, шагнул к нему, но ребята схватили его, удержали.

— Тебе не годится, — внушительно разъяснял Саше Ванюшкин. — Ты лицо, ответственное за мероприятие.

Воронько аккуратно взял Морозова под локоть своей железной рукой.

— Пойдем поговорим, — пробасил он, легонько подталкивая Морозова вперед.

Их провожали одобрительным молчанием. Как секретарь комсомольского бюро, Ванюшкин не мог санкционировать подобные методы, по сейчас он сам с удовольствием присоединился бы к Воронько.