Наблюдая за Андреем, Борисов с удовольствием убеждался, что тот ледок отчуждения, который существовал еще вчера, незаметно подтаивал, ребята с Андреем спорили, его перебивали, спрашивали. Пека теребил его за рукав. За минувшие сутки ребята сдружились с Лобановым больше, чем за полгода.
— Есть такие книги, которые несколько раз перечитываешь, — сказал Воронько. — Вот «Петр Первый», например.
— Если книгу не стоит читать два раза, то ее вовсе не стоит читать, — внушительно изрек Новиков.
Ребята наперебой перечисляли любимые книги. Андрей старался заранее угадать, кто что назовет, и большей частью ошибался. Для него было открытием, что Борисов любит Тургенева, а Соня Манжула — «Далеко от Москвы»; ему казалось, что должно быть наоборот. Когда очередь дошла до Пеки, тот неуверенно сказал:
— Роман в двух частях «Тайна синего замка». Автор оборван.
— А у вас, Андрей Николаевич? — спросила Вера Сорокина.
— У меня по настроению, — сказал Андрей. — Последнее время я две книжки перечитываю — «Сын рыбака» и Джека Лондона «Мартин Идеи».
Вдруг раздался резкий голос Саши:
— А «Иудушку Головлева» вы перечитывать не любите?
Все повернулись в его сторону. Он курил, облокотясь о поручни, пуская дым уголком искривленного рта. Андрей внимательно всмотрелся в его потемневшие глаза.
— Давно не перечитывал, — сказал он. Саша сплюнул за борт.
— Зря…
Новиков вынул гребешок, стал причесываться, Воронько густо откашлялся, никто больше не смотрел на Сашу.
— Почему это наши писатели мало пишут про любовь? — сказала Вера Сорокина, стараясь нарушить неприятное молчание.
— Теперь редко встречается несчастная любовь, — начал Новиков. — Нетипично. Так, Ванюшкин?
— Точно, — выпалил Ванюшкин. Все знали, что он женился год назад, был счастлив и ждал через несколько недель рождения сына.
Никто не заметил, откуда появилась Нина Цветкова. Волосы ее были гладко зачесаны назад и повязаны газовой косынкой. Густо припудренное под глазами лицо стало строже. Ей уступили плетеное кресло.
— Практически встречаются у нас безобразные факты, — говорил Ванюшкин.
— Есть такие жучки, охмурят девушку, а потом бросят. А то, например, считают: гулять с ней можно, а жениться — нет. Как так — он техник, а она простая работница. Конечно, с приближением к коммунизму такие пережитки будут выдыхаться.
— Да, при коммунизме люди будут честные, без подлости, — сказал Саша.
Выставив нижнюю челюсть, он в упор смотрел на Лобанова.
Вера Сорокина вздохнула:
— Неужели при коммунизме будут несчастные люди? Красивый человек, нравится всем, а в любви никакой удачи. Может так случиться?
Все задумались, плохо представляя себе несчастных людей при коммунизме.
— По-моему, счастье станет необходимостью, обязанностью, как у нас сейчас учеба, — мечтательно улыбнулась Соня Манжула.
— О чем речь? — громко спросил Морозов, присаживаясь на ручку кресла рядом с Ниной.
После трепки, полученной от Воронько, Морозов реши, что надо, назло всем, держаться так, как будто ничего не произошло. Он по-своему рассчитается и с Сашей, и с Воронько, и с Лобановым.
Он обнял Нину за плечи, она усмехнулась, быстро взглянула на Андрея и не отстранилась.
— О любви спорят, — вздохнул Пека.
Борисов, не вмешиваясь в разговор, следил за Сашей, не понимая, что с ним происходит. С приходом Морозова спор принял иной характер. По мнению Морозова, несчастная любовь была выдумкой неудачников, все зависит от «подхода»: знаючи, можно покорить любую девушку, на одну надо потратить неделю, на другую — год, вот и вся разница.
— Невинность — все равно что безграмотность, — рассмеялся Морозов.
В прежние времена подобные его рассуждения пользовались успехом, по сейчас все молчали.
— Спортсмен ты, — тихо сказала Соня Манжула. Закусив губу, она встала и быстро отошла.
Морозов фыркнул ей вслед и, пробуя скрыть смущение, сказал:
— Теряться в этом деле нельзя. Тут смелостью надо брать. Девчата, вы ведь любите смелых?!
Рука его держала Нину за плечо, на одном из пальцев поблескивало кольцо с квадратным камнем.
Ни одно из столкновений по работе не возбуждало у Андрея такого отвращения к Морозову, как этот разговор.
— Вы и впрямь охотник, — сказал Андрей.
— Тут, Андрей Николаевич, теряться нельзя, — повторил Морозов, радуясь, что хоть кто-то отвечает ему.
— А Андрей Николаевич в таких случаях не теряется, — громко сказал Саша.
Никто не понимал, что с ним стряслось. Он цеплялся к каждому слову Лобанова, явно напрашиваясь на ссору. Всем стало неловко и стыдно. Ванюшкин подошел к нему, стиснул ему руку, что-то зашептал. Саша только рванулся и ничего не ответил.
— Ты, Заславский, чепуху порешь, — твердо сказал Борисов, кладя руку на окаменевшее от напряжения колено Лобанова. — Морозова защищаешь? Андрей Николаевич правильно подметил насчет охотника. Вы, Морозов, относитесь к женщинам как к животным. Побольше подстрелить. Я лично избегаю разговоров о любви. Но если хотите знать, мое мнение такое: в любви надо быть принципиальным. Если человек действительно любит, тогда он имеет право требовать.
— Насильно мил не будешь, — сказал кто-то.