Тишина. Гермионе она сейчас была предпочтительней. Пожалуй, говорить с ним она пока не будет.
Она уже успокоилась после событий прошлого вечера, но плохо спала и, похоже, из-за этого ее эмоции были приглушены. Дело было не в том, что она не понимала его точку зрения… ох, да когда же она, наконец, ее поймет. Малфой делал все по-другому. Когда жизнь выставила перед ними почти все препятствия, первая инстинктивная реакция Малфоя была собраться и уйти. Будь у них больше запасов, может быть, он бы вернулся, но сейчас они не могли этого сделать.
И вместо того, чтобы так на нее злиться, он мог бы просто поговорить с ней как нормальный человек! Он должен был ей сказать, что в тот момент очень сильно нуждался в отдыхе. Хотя возможно, она бы начала настаивать на том, чтобы идти дальше, ведь она переживала из-за отметок. По итогу они, возможно, начали бы ругаться. Скорее всего.
Она не могла перестать думать о том, что он имел в виду, когда сказал, что ни о ком не переживает. Говорил он только о студентах, или же и о ней тоже? Она не знала, чего ждет от Малфоя, или даже чего хочет, но она думала…
Гермиона покачала головой, потерла ладонью лоб и продолжила идти.
***
Гермиона ломанулась в другой проход, ведомая нестерпимым желанием попи́сать. Она внимательно посмотрела на свет, который исходил от ее палочки, чтобы убедиться, что ничего на нее не набросится.
— Ты куда? — хрипло спросил Малфой.
— А тебе не все равно? — огрызнулась она, хотя планировала сказать это более непринужденно.
Она повернула налево в другой коридор, выпустила заглушающее заклинание и расстегнула джинсы. Превратила пергамент в более мягкую бумагу, и, присев, не переставала бросать настороженные взгляды в разные стороны, пока не закончила. Кроме сна, только в эти моменты она была максимально уязвима, и ей не хотелось отбиваться от чего-либо с трусами, спущенными до лодыжек.
Она произнесла исчезающее заклинание, потом очищающее, после чего направилась к Малфою, быстро застегивая джинсы по дороге. Он стоял в конце того коридора, куда она повернула и был напряжен, его губы были сжаты, а в глазах читалась враждебность. Прекрасно.
— Ты давно уже истрепала мои последние нервы, Грейнджер.
— Значит, ты вообще ничего не должен чувствовать, — в этот раз получилось чуть непринужденнее. — Уверена, что тебе больше нравится ничего не чувствовать.
— Я сказал, что плевать хотел на тех людей, и вот я уже бессердечная, злая и бесчувственная сволочь.
«Те люди», — раздалось в ее голове набатом.
— Ты не просто высокомерная и осуждающая всех тупица, ты еще…
— Я не…
— Тем людям начхать на меня, так почему я должен о них думать? К этому времени большинство из них знает, что я пропал, и все они надеются, что я мертв. А я в это время прохожу через все это дерьмо, чтобы они перестали быть такими…
— Тогда почему ты здесь?
— Я не знаю, — прокричал он.
Они уставились друг на друга, и в коридоре повисла тишина. Но как бы она не пыталась прочитать Малфоя, она не могла, потому что эмоции слишком быстро менялись на его лице.
— Ты должен знать.
— Я…
— Ты всегда оцениваешь ситуацию и планируешь, и ты должен был все оценить, значит ты должен знать, почему ты здесь, и не…
— Потому что должен! Потому что я был выбран. Потому что если Гермиона-мать-ее-Грейнджер так в это поверила, значит, возможно, это единственная правильная вещь из всего, что я делал в жизни. И не важно, что все это кажется неправильным.
Гермиона медленно кивнула и скрестила руки. Малфой выглядел раздраженным — то ли собой, то ли ей, то ли ими обоими.
— И поэтому ты… поэтому мы… ты и я, в смысле…
— Был ли я с тобой только потому, что это правильно? — он вскинул брови, и раздражение на мгновение исчезло с его лица, когда его губы дернулись. — Не думаю, что потрахушки Драко Малфоя и золотой девочки хоть кем-то будут расценены, как что-то правильное. По правде говоря, они решат, что делать я должен совершенно противоположное, и это, в конце концов, станет моей погибелью.
Гермиона выдохнула, даже не заметив, что перестала дышать, и кивнула.
Последнее, чего ей хотелось, чтобы он был с ней, потому что пытался что-то доказать себе или кому-то еще. Она сглотнула, откашлялась, и снова посмотрела на него.
— Я думаю, ты правильно поступаешь. В смысле, то, что ты здесь, а не… короче, я имею в виду, что также…
Она покраснела и потрясла головой, пытаясь избавиться от волнения.
— Ты и я…неважно, что мы чувствуем по этому поводу, или что думают об этом другие. И со всей этой ситуацией также. Все кажется неправильным, потому что мы никогда с этим не сталкивались, но, знаешь, это не так. И это не только я тебе это говорю, ты сам это знаешь. И неважно, что все остальные с этого получат, важно, что получишь ты сам.
— Мне больше не важно, что обо мне думает мир. Это…
— Хорошо. Потому что ты не неправильный как человек. И знаешь, ты не плохой. По крайней мере, не совсем.
Он поднял бровь и скосил глаза. На лице его читалось, что его это не впечатлило.
— Спасибо, Грейнджер.