Когда ритуал размещения благополучно завершился, вошел человек в темном парчовом халате, с золотой чернильницей у пояса. («Тадж!» — решил Мате.) Человек подал знак, и все склонились в низком поклоне. Тогда в сопровождении многочисленной свиты прислужниц появилась красивая женщина. Рядом с ней шел мальчик лет шести.
— Туркан и ее отпрыск, — шепотом (на всякий случай!) прокомментировал Фило.
Царствующие особы проследовали на помост и опустились в кресла, за высокими спинками которых стояли темнокожие великаны с опахалами из страусовых перьев. Короткие ножки Махмуда беспомощно повисли в воздухе.
Усевшись, Туркан подняла холеную, сверкающую драгоценными перстнями ручку, и все снова выпрямились. После этого стали один за другим подходить к ней приглашенные. Некоторые подавали ей какие-то бумаги. Она, не читая, передавала их Таджу.
Маленький султанчик сидел на своем жестком резном троне и смотрел на все скучными глазами. Ему не терпелось вскочить и побегать. Зато Фило и Мате наблюдали однообразную церемонию с любопытством: когда-то еще выпадет случай побывать на приеме у восточного владыки!
Случайно снова оказались подле них те самыепридворные, которые злословили насчет Туркан и Таджа.
— Дожили! — злобно шепнул тот, что постарше. — Гулямы стоят у нее на почетном месте, а о нас с тобой и не вспомнят.
— Что — мы! — язвительно отвечал другой. — А где Баркьярук? Где Санджар? Как-никак кровные братья Махмуда… К тому же постарше его и с большими правами на трон.
— Ничего, — зловеще прошипел первый. — Помяни мое слово: недолго ей самоуправствовать! Будет и на нашей улице праздник.
В это время к Таджу приблизился Кара-Мехти и тихо сказал ему что-то. Тадж, в свою очередь, передал его слова Туркан. Друзья, которые тотчас очутились у помоста, заметили, как вздрогнула и выпрямилась эта равнодушная с виду женщина («Точно змея!» — подумалось Мате.)
— Примем его, — сказала она. — Пусть все знают, что правительница сельджуков не сводит личных счетов со своими подданными. Предоставим это удовольствие Кара-Мехти, — добавила она, метнув выразительный взгляд на звездочета и жестом приказав ему стать с ней рядом. — У него, помнится, тоже есть причины ненавидеть этого умника.
Мстительная радость вспыхнула в глазах старика. Лицо Таджа, напротив, потемнело от обиды, но он сдержался и, отступив на несколько шагов от трона, громко (чтобы все слышали!) объявил:
— Государыня, явился Омар Хайям,[17]
сын палаточника. Он хочет говорить с тобой.— Для сына палаточника он хочет слишком много, — также напоказ отвечала Туркан. — Но милость наша беспредельна. Пусть войдет.
Зашелестело в воздухе многократно повторенное «Хайям, Хайям!», и все головы обернулись к входу. Вытянув шеи, Фило и Мате застыли в напряженном ожидании. Сейчас они увидят одного из тех, кого так долго искали. Но что это? На пороге появляется хорошо знакомая им фигура в потертом халате и поношенных туфлях. Он?! Быть не может! Так, значит, они все время беседовали с самим Хайямом? С которым же из двух? Для поэта он слишком хорошо знает математику, а для математика — поэзию… Впрочем, разбираться не время: он уже у помоста.
— Лучезарная, — говорит он, кланяясь, — Хайям принес тебе частицу самого себя: книгу, которую писал много дней.
«Так вот что было у него в платке!» — разом подумали Фило и Мате.
Как ребенка, на вытянутых ладонях Хайям протягивает рукопись Туркан, но та даже не дотрагивается до нее, и подношение принимает Кара-Мехти.
— Благодарствуй, — говорит Туркан небрежно. — Как называется твоя книга?
— «Науруз-наме», лучезарная.
— Науруз — древний праздник Нового года. Стало быть, твоя книга о празднике. Это хорошо.
— Государыня любит праздники, — подобострастно замечает Кара-Мехти, и в зале возникают чуть слышные смешки.
— Моя книга не заставит тебя скучать, лучезарная, — продолжает Хайям. — Она разнообразна. В иных главах ты найдешь немало преданий и забавных историй, связанных с Наурузом. Другие побудят тебя задуматься…
— Государыне незачем думать, — угодливо перебивает Кара-Мехти. — Для этого есть у нее верные слуги.
И снова тихие, полузадушенные смешки. Тадж багровеет. Туркан нетерпеливо поводит плечами.
— Из моей книги, лучезарная, ты узнаешь о том, как праздновали Науруз в Иране в языческие времена — невозмутимо продолжает Хайям, — и какие изменения производили в солнечном календаре цари, жившие до нашего времени. Я рассказал в ней также о новшествах, введенных мною в солнечный календарь по велению покойного султана нашего, великого Малик-шаха, — да будет благословенно имя его! — о том, как возвращены были шестнадцать суток, упущенные из-за царившего доныне беспорядка в проведении високосов, и что удалось мне сделать, дабы календарь наш не отставал от солнечного года впредь.
— Так вот чем собираешься ты развлечь государыню! — снова выскакивает Кара-Мехти. — Перечислением своих заслуг! Для этого написал ты свою книгу?