Искатели счастья

− Нет, мам, после десятого я поеду поступать в Нижний. Не думаю, что у меня будут с этим трудности. Мне здесь… душно. Тесно.

− Понимаю… Ладно, посмотрим. Ты только учись получше. Тебе нужна медаль. Тогда поступишь.

− Насчет этого не волнуйся.

− Ну да, девочки тебя волнуют, наверняка, больше, чем учеба, − улыбнулась она.

− Одно другому не мешает, − успокоил я маму, − они существуют в параллельных плоскостях, которые, как известно не пересекаются.

− Дай-то Бог.

Вообще-то опасения мамы были вполне оправданны. Как ревниво заметила моя «другиня» Ирэн: «Душа у тебя вместительная, как чемодан эмигранта» − это по поводу того, что я способен любить не только одну девушку (Ирэн, в данном случае), но многих и многих людей разного пола и возраста. Одновременно.

  Горький привкус свободы

Именно у Лешки впервые оглушил меня зарубежный рок. Виниловые пластинки с песнями «Биттлз» и «Роуллинг стоунз» свободно крутились в комнатах моих новых друзей, детей номенклатурных работников. Почему-то у них в обязательном порядке дома стояли стерео-проигрыватели «Вега-101» в паре с магнитофоном «Романтика». Из двух стерео-колонок, гремела необычная объемная музыка, перетекая справа налево и обратно. Иногда казалось, что ты находишься среди музыкантов и различаешь, где кто сидит и на чем играет.

Мы с легкой дрожью в руках разглядывали вырезки из иностранных журналов с фотографиями рок-знаменитостей. О, как же они отличались от нашего унылого окружения! Насколько притягивала их раскованность, длинные волосы, небрежные жесты, роскошные автомобили, яркие экстравагантные одежды. Казалось, что они живут полнокровной жизнью, которая для нас была недоступна, как звезды на небе.

Пожалуй, в моей серой действительности появились неожиданно яркие вкрапления.

В первый раз я почувствовал себя «свободным человеком», когда Лешка протянул мне шкалик с коньяком и зажженную сигарету, а я согласился и взял. Это случилось в лесу, куда мы часто ходили на прогулку. После нескольких отчаянных глотков рот обожгло, желудок стал угрожающе сжиматься и подпрыгивать, череп сдавило, голова слегка закружилась. Глубокая затяжка намного усилила отвратительные ощущения. Лешка смотрел на меня в упор и криво усмехался. С большим трудом удалось мне подавить тошноту и рвоту. Я глубоко дышал и, чтобы не потерять ориентацию, смотрел по сторонам, устремляя внимание на окружающие деревья.

− Ну как, выжил? − спросил он, когда мы пришли к нему домой.

− Как видишь, − протянул я, утопая в кресле. Чувствовал себя отвратительно.

Видимо, Лешка принял у меня экзамен на испорченность, потому что стал со мной более раскованным и дружественным. Он подошел к музыкальному центру, порыскал по полкам с дисками и кассетами и поставил запись. Из стерео-колонок раздалась музыка «Би Джииз». Это был тот самый альбом, который они записали вместе с Лондонским симфоническим оркестром. Лешка поднял палец:

− Послушай вот это! Обрати внимание, он город Массачусетс называет «дайлинг» − так обычно обращаются к любимой девушке.

Тошнота у меня прошла, и наступило полное расслабление с легким приятным головокружением. Солист пел нормальным мужским голосом, а не фальцетом, как позже. Бархатный баритон пел о том, что он вернулся в любимый город, как в свой родной дом. Мягко лилась плавная музыка, слышались гитары, скрипки, виолончель и мелодичный перезвон колокольчика с тонкой вибрацией на средних частотах. Певец объяснялся в любви к своему городу. Передо мной же проплывали картины моего родного города. В отличие от певца, я точно знал, что в свой советский Массачусетс не вернусь никогда. От этого в моей душе стало и сладко, и горько, и… спокойно. Нет, так нет! В конце концов, у меня был мой персональный «дайлинг Массачусетс», мне там было очень хорошо, и никто его у меня не сумеет отнять! Я его люблю и буду любить и вспоминать всю жизнь. А у этих ребят и того нет.

Кстати, позже я узнал, что Алексей ошибался. В тексте песни была строчка «And the lights all went out in Massachusetts». И вот эти слова − «вент аут ин» − звучали, как «дайлинг». Удивительно, но наше восприятие песни было порой глубже, чем у авторов. Во всяком случае, в моей памяти так и осталось это почти родное «дайлинг Массачусетс», и эти слова напоминали моё собственное отношение к моему солнечному Зурбагану.