Искатели счастья

— Ну не шути так, — оборвала меня Зоя, превращаясь в строгую медсестру. — Ты, Стасик, давай беги по своим делам, а я займусь раненым. — Потом повернулась ко мне и скомандовала: — Так, сначала ты, Юра, выпьешь крепкого чаю. Потом на глаз компресс положу. Кажется, еще медные пятаки хорошо…

Стоит ли говорить, что я с готовностью согласился на этот медицинский эксперимент. За мной ухаживала самая лучшая девушка. А я лежал на диване, чувствуя как моего лица касаются ее легкие пальцы, вдыхал молочный ветерок её дыхания и блаженствовал. Если и есть счастье, то вот оно! Рядом и вокруг, как теплое оранжевое облако, из которого она появилась после нокаута.

На моём глазу лежал марлевый компресс, я улыбался, как Деточкин после премьеры «Гамлета». И вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил один разговор с Лешкой. Он тогда закрыл дверь своей комнаты, как-то криво улыбнулся и протянул мне пачку фотографий с не вполне одетыми девицами.

— Это я их фотографировал, — гордо сообщил он, ожидая похвалы.

— Какая грязь! — прохрипел я, чувствуя приближение приступа тошноты.

— Ничего подобного. Очень даже чистые девочки. Все из приличных семей. Хочешь вот с этой сегодня познакомлю. У нее вечеринка будет. Есть возможность стать настоящим мужчиной. Она уже опытная.

— Нет!

— Зря.

— Отстань.

— Как хочешь.

…Резко привстал я на диване и потряс головой, отгоняя гнусные воспоминания. Зоя присела рядом и положила руку на плечо:

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет, Зоинька, всё хорошо.

Долго смотрел на девушку. Она смутилась. Рядом с ней я испытывал неописуемое блаженство. Мне всё нравилось в ней: глаза, ресницы, пухлые губы, легкий румянец, проступающий на смуглых щеках, каштановые волосы, заплетенные в косу, легкие руки, чуть покатые плечи, упругая фигурка… Даже вот эти округлые колени, которые она прикрывала руками. Даже этот свежий молочный запах её дыхания. Даже белые шерстяные носки, в которых она ходила по дому. Всё! Буквально всё в этой девушке мне нравилось и вызывало восторг. В моем сознании те, раздетые девицы с фотографий, и Зоя никак не соединялись. Конечно, я помнил её в спортзале на уроках физкультуры и гаденькие шутки, которые отпускал Лешка по поводу еелые шерстяные носки, в котроых она ходила по дому. коенкиеки с легким румсянцем, проступающим сквозь смуглость фигурки, обтянутой физкультурным трико. Но разврат и Зоя воедино никак не соединялись.

— Зоя, можно с тобой поговорить на одну очень щекотливую тему?

— Попробуй, — выдохнула она, еще больше смущаясь.

— Мы взрослеем, — начал я медленно, осторожно подбирая слова. — Мои друзья уже попробовали на вкус запретный плод. Вокруг меня постоянно звучат разговоры на эту тему. А мне все это противно. Понимаешь?

— Да, Юра. Мне это знакомо. Может поэтому я почти всегда одна.

— Скажи честно, как другу. Ведь ты, наверное, тоже чувствуешь эти взрослые желания?

— Да, конечно, — кивнула она, не поднимая глаз. — Я ведь живой человек.

— И как ты с этим справляешься?

— Я сказала, что я тоже живой человек. Но я не животное, понимаешь?

— Да, конечно.

— Значит, нужно научиться эти… желания как-то обуздывать. Наверное, этому нужно учиться, как учатся ходить, говорить, готовить обед. Просто научиться… для того, чтобы не потерять человеческий облик. Чтобы будущему супругу в глаза смотреть было не стыдно.

— Спасибо, Зоя. Тебе, наверное, непросто было говорить об этом?

— Ну, в общем, да. — Она подняла глаза и положила руку мне на предплечье. — Но с тобой это не так трудно, как с другими. Ты умеешь понять девушку. Я тебе доверяю. Полностью.

— Спасибо, — кивнул я, едва сдерживая подступившую к сердцу волну теплой нежности.

— Ну что, дорогой гость, — вспорхнула она, легко вставая с дивана, — не пора ли мне тебя накормить? А то ведь на чае долго не протянешь. Вставай, Юрик, пойдем в столовую.

Мы зашли в ванную, помыли руки под струей воды, побрызгались по-детски, вытерли руки одним полотенцем. В просторной кухне-столовой сел за круглый стол, а хозяюшка засуетилась между холодильником и плитой.

— А я сидел за своим одиноким столом, — комментировал вслух происходящее, — и любовался девушкой. И всё-то в ней было так ладно: и эти плавные движения рук, изящные наклоны гибкого стана, и редкие, но такие теплые, взгляды её чарующих персидских очей.

Зоя молча продолжала разогревать котлеты с гречневой кашей, выкладывала в фарфоровый салатник маринованные огурцы с квашеной капустой.

— Я любовался этой девушкой-совершенством и представлял себе её в роли своей законной жены.

Зоя шаловливо глянула из-за плеча и полушепотом произнесла в пространство:

— Продолжай…

— … И никак не мог представить! — закончил я импровизацию. В меня полетело полотенце, я автоматически увернулся, поймал и протянул хозяюшке. — А вот бросаться разными предметами в горячо любимого гражданина — политически безграмотно и идеологически неверно.

Она подлетела ко мне, подбоченилась и готова была сказать что-то дерзкое. Не успела. Я поднялся и крепко обнял ее за плечи. Она дернулась, тихонько заскулила и обмякла. Я гладил ее поникшую головку, длинную теплую шею и шептал на ушко: