Только поговорить об этих невероятных событиях в тот день не удалось. Мы приехали на отпевание Павла. Сергей мне рассказал, что после отчитки Павел заболел раком, который меньше, чем за месяц, сожрал его тело. Всё время болезни он находился при храме. За него молился отец Марк, жена Марина, его друг Игорь и все, кто жил там в то время. Павел несколько раз исповедался, его каждый день причащали, три раза соборовали. Но болезнь не отступала. Отец Марк сказал, что Павел скоро преставится и предложил постричь его в монахи. Тот согласился. Вот почему его лицо в гробу, поставленном в центре храма, закрывала черная материя.
После отпевания и погребения мы собрались в трапезной. Там отец Марк объявил последнюю волю усопшего: Марина и Игорь должны обвенчаться и жить в любви и верности до самой смерти. И снова мне довелось увидеть эту замечательную пару. На этот раз Игорь с Мариной показались мне еще красивей. В их глазах, как в зеркалах, отражался тот тихий свет, который я видел у моего монаха, моего духовного отца Марка. Видимо, страдания и любовь, посетившие этих троих в последние месяцы, так преобразили их. Один перешел в Царствие Небесное в равноангельском чине, другие два обрели праведность чистой земной любви.
В тот вечер и в ту ночь я много молился и благодарил Спасителя и Пресвятую Богородицу за то преображение наших душ, которое мы получаем даром, ни за что…
Евгенич, добрый мой приятель
Лёва грустил. Мой институтский друг Лёва сидел в полутысяче километров от Москвы, говорил со мной по телефону и рассказывал, как ему одиноко и грустно. Лев Евгеньевич попал после института в один заводов засекреченного НПО «Фрегат», где почти все его изобретения попадали в стол руководства и пылились там без дела. От нечего делать он закончил еще физмат университета, но и это развлекло его лишь ненадолго. На любовном фронте он также не добился успехов. Он просто не знал, о чем говорить с женщинами, а они его воспринимали несерьезным малым, чудаком, деревенские — «несамостоятельным».
— Знаешь, Юра, если бы ты сейчас не поднял трубку и не поговорил со мной… Я бы… Страшно сказать, что со мной бы случилось.
— А ты приезжай, — сказал я. — Брось всё и беги на поезд, а я тебя встречу. Ты еще успеешь на десятичасовой.
— Да? — отозвался он и мощно засопел. — А что! Сейчас поднимусь — и на вокзал. А?..
— Давай, Лёвушка. Жду.
Рано утром я стоял на первой платформе Курского вокзала, ежился от недосыпа и наблюдал, как медленно подъезжает горьковский поезд. Пошел следом за четвертым вагоном — там в окне махал мне растопыренной рукой друг. Видно мы стали стареть — обнялись, отшлепали друг друга по спине и… отвернулись, безуспешно скрывая мокрые глаза.
— Ну, ладно, что ты как девчонка, в самом деле!
— На себя посмотри, старый ты хрыч…
— Ну всё, всё…
— Ну и всё! …Слышал анекдот о гордости и смирении? Летит красивый гордый орел. Высоко забрался. Над ним фиолетовое небо, под ним проплывают крошечные города, поля, леса, моря, горы. «Я выше всех! — ликует он мысленно. — Я сильнее и мудрее всех! Я самый-самый!» …Вдруг чувствует, на его крыле что-то зашевелилось. Повернул он туда свою красивую голову и зорким глазом увидел воробышка. Тот снял кроссовки, натянул веревку и развесил носки просушиться. Пьет пиво, покуривает сигаретку и разглядывает пролетаемые пейзажи. Увидел воробей, что на него орел смотрит и небрежно бросает: «Ну и что?» — «Ничего…» — отвечает обескураженный орел. — «Ну и всё!»
Мы съездили ко мне домой. Я познакомил Лёву с Юлей, детьми, бабушками-няньками, позавтракали, часок поспали и отправились на прогулку по Москве. Юля почему-то всё время жалась ко мне, настороженно поглядывая на Лёву. А тот размахивал руками и восторгался всем и вся. Прошлись по Кузнецкому, заглянули в галерею, где была выставка отечественного сюрреализма, минут десять задумчиво стояли у полотна с рублями в нарезку. В букинистическом Лёва купил дореволюционное издание «Толкование Евангелия»:
— Буду изучать. Первоисточник больше озадачил, чем объяснил.
Потом он попробовал блеснуть знанием столицы.
— Вон там, за углом будет пивбар с демократическим пивом и посетителями. — На указанном месте оказался весьма дорогой ресторан со швейцаром при входе.
— А вон там книжный! — На месте бывшего книжного магазина сверкал бриллиантами ювелирный салон.
— А вот сюда со всего Союза в семидесятые годы съезжались модники за широкими галстуками… — Вместо галстуков на витрине тикали часы престижных марок, под ними — ценники с немыслимым количеством нулей. — И покупает же кто-то! — Растерянно скреб затылок Лёва. — Нет прежней Москвы, — вздохнул гость столицы. Потом улыбнулся и сказал: — Но есть другая — новая, незнакомая! И еще не известно, какая лучше.