В динамиках затрещало. Видимо, пластинка была старой, заезженной, может быть даже из тех, что записывались на «ребрах» — рентгеновских снимках. Будто издалека, сквозь треск и шипение донеслась музыка, потом высокий мужской голос запел нечто щемящее:
Я люблю, я люблю, я люблю!..
Нужных слов я найти не могу.
Я люблю, я люблю…
Досада в углах твоих губ.
Я люблю… я люблю!
Твои пальцы играют мотив…
Не люблю, не люблю —
Ждут, надо идти.
Но я люблю, я люблю, я люблю…
У него ни долгов, ни детей.
Я люблю, я люблю…
И красивей он и умней,
Но я люблю, я люблю…
Сильные руки и брови вразлёт.
Я люблю, я люблю!
Молод, но это пройдёт.
Припев:
Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи.
Проходит явь, проходит сон,
любовь проходит.
Проходит жизнь, и всё прошло,
и жизнь прошла
И ничего нет впереди…
Лишь пустота, лишь пустота
И я прошу: не уходи!
Мы с Юлей сидели тихо, как лазутчики в засаде. Там, за стеной, невидимая девушка Валя горько заплакала.
— Я ж говорил тебе…
— Да ладно… Пусть поплачет. Это полезно. Но какая песня! Мороз по коже.
— Это да. Пойдем, продолжим заседание ученого совета…
Соседи ушли с лоджии, их голоса удалились. Вернулась тишина. И в этой тишине:
— Как хорошо-то здесь с тобой, — прошептала Юля. И вдруг согнулась, положила голову на мое колено и жалобно заплакала.
— Что случилось? — спросил я. В груди все сжалось.
— Он там болеет. Живет на таблетках. А я с молодым красивым парнем сижу на кровати и любуюсь морем. «И красивей он и умней… Сильные руки и брови вразлёт… Молод… — она вздохнула. — …Но это пройдёт…»
— Кто он? — спросил я, чувствуя спазм в горле.
— Гениальный актер. Старый, одинокий и больной. Он любит меня. У него больше ничего нет в жизни: только сцена и я, понимаешь?
— Понимаю. У меня и сцены-то нет. Только ты.
— Ты, Юрочка, здоров и молод, у тебя все впереди. А у него что? Одни болезни и зависть коллег по сцене. Ты знаешь, как в театре умеют уничтожать талантливых актеров?
— Представляю себе, — вздохнул я. — Слышала песню Вертинского?
Вы стояли в театре, в углу, за кулисами,
А за Вами, словами звеня,
Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами
Потихоньку ругали меня.
Кто-то злобно шипел: "Молодой, да удаленький!
Вот кто за нос умеет водить".
И тогда Вы сказали: "Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?"
— Вот-вот! «Злобно шипят» — это похоже. Что мне делать, Юра? Как мне всё это пережить?
— Знаешь, Джульетта, — сказал я, представляя себе несчастного старого актера. — Если еще и женщины не будут нас жалеть, то мир превратится в огромный психдом. Ты люби его, ты жалей его, успокаивай. А обо мне не думай. Ты же сама говоришь, я молодой и сильный — все выдержу, все стерплю.
— Юрочка, ты не понимаешь: я вас обоих люблю. Его за страдания и талант, а тебя… как девушка парня. Вы оба мне дороги.
— Ты с ним живешь?
— Почему ты спрашиваешь? Хочешь меня обидеть?
— Ни в коем случае. Просто я свою женщину никогда и ни с кем делить не стану. Поэтому, если вы с ним живете, как муж и жена, то я не имею права к тебе прикасаться как мужчина. Вот такой я деспот.
— Понимаю, — вздохнула она. — Счастливая будет твоя жена. Но ты меня не бросишь? Мне очень нужна твоя крепкая рука.
— Не брошу. Я сейчас в душ и спать. А ты выбирай любую кровать: эту на лоджии или вторую в комнате. Спокойной ночи.
В ванной я встал под струю горячей воды. Они летели и лились, шуршали и тихо стекали — струи горячей воды и мои горькие слезы. Потом лежал я с открытыми глазами и думал, почему со мной всё так неправильно? Почему девушки, в которых я влюбляюсь, обязательно уходят от меня? Там, на лоджии, завернувшись в байковое одеяло, сидела Юлия и неотрывно глядела в черноту южной ночи. Веселая, красивая девочка, маленькая женщина, любимая и совершенно одинокая. За что нам всё это? Почему?
На следующее утро мы провожали Юлю в аэропорт.
Всю дорогу в Адлер и во время стояния в очередях на регистрацию и ожидая вылета самолета в моей памяти всплывал стих Есенина, каждая строчка которого резала сердце бритвой:
Любимая!
Меня вы не любили….
Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен. …
Когда её самолет взмыл в синее небо, мы принялись вздыхать. Но, что делать, надо продолжать «процесс отдыха». Вернулись в Сочи на автобусе, сошли на Платановой аллее. Постояли в очереди за персиками. Весы у продавца были так наклонены, что удивительно, как фрукты не соскальзывали с тарелок. Все видели, что он обвешивает, но тупо выслушивали его развеселые шутки-прибаутки и стояли на тридцатиградусной жаре и ждали получения своего «кило персиков». Дождались и мы, помыли замшевые плоды в питьевом фонтанчике и на ходу съели их, обливаясь сладким соком.