Искатели счастья

Однако, темнело. Не смотря на ропот Кристины и причитания Дашеньки, мы отправили их домой спать. Сами же решили съездить в кинотеатр Минина на одноименную улицу, что у Верхневолжской набережной. Там уже который месяц постоянно шли фильмы Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» и «Этот безумный, безумный, безумный мир». Мы неоднократно слышали восторженные отзывы о них. Нам достались билеты на последний сеанс — на «Обыкновенный фашизм». Уже само начало фильма сразу ввело нас в состояние наивысшей концентрации внимания: улыбающиеся дети, обнимающиеся влюбленные — всё так мирно, тихо… И вдруг — горы полускелетов, трупов в концлагере. За кадром знаменитый баритон Ромма, добрый, мудрый в мирных сценах — и жесткий, саркастический во время демонстрации фашистского безумия, лжи, показухи, звериной жестокости.

Обе серии — три с половиной часа — мы пребывали в напряжении. У меня в голове роились тысячи мыслей и ассоциаций, требующих осмысления, я их запоминал, чтобы потом обязательно обсудить, может с Олегом, или с кем-нибудь еще, только обязательно проанализировать и обсудить. Нас уже приучили, что при нашей советской власти авторы сильных фильмов, книг, статей, живописных полотен вынуждены прибегать к приему иносказания, скрывая истинные идеи за ширмой сказки, легенды, бичевания легальных, общепризнанных преступлений… У меня не оставалось сомнения, что автор клеймит не только фашизм, но и любую тоталитарную власть, которая держится на страхе, насилии и зомбировании масс, которая эксплуатирует самые низменные человеческие страсти: гордость, властолюбие, зависть, жестокость и страх.

После сеанса мы вышли в прохладную ночь и свернули на набережную. Там, под откосом мирно плыли по Волге огни кораблей, в фиолетовом небе сверкали звезды и огни самолетов. После трехчасового напряжения приятно было смотреть на эту мирную картину. Но тут Олег тряхнул головой и сказал:

— Да, друзья мои, вы правы! Автор нам показывал наш мир в разрезе. Там всё: фашизм, коммунизм, сионизм, масонство… А знаете, что фашизм — порождение масонства. Гитлер, будучи сам членом масонской ложи именно по масонским каналам получал деньги, власть и указание, кого уничтожать и в каком количестве. Строго по спискам: этих отпустить за океан, этих — в газовые камеры. Эти, которые несут идеи всемирного господства — наши, а те, кто ассимилировались, разжирели и утонули в болоте мещанства — чужие, мусор… Масоны всегда действовали по обе стороны баррикад. Нужно заработать сверхприбыли на вооружении, грабеже народов — используют одну сторону, нужно свернуть войну и перейти к мирной жизни для реализации награбленного и приумножения в бизнесе — используют противную сторону, по другую сторону линии фронта. Абсолютно уверен, что и автор этого фильма работал на одну и сторон этой всемирной партии, где на доске вместо деревянных фигур целые народы. И всем — заметьте — правит идея! Отсюда вывод, коллеги, — наша задача обрести самую главную идею в нашей жизни. Такую! — чтобы и умереть за неё было не страшно.

— Короче, «отчизне посвятим души прекрасные порывы», — усмехнулась Ирэн.

— Раньше, милая барышня, народ наш умирал «за веру, царя и отечество», — нимало не смущаясь иронией оппонента, сказал Олег. — Царя вышеуказанные силы расстреляли, отечество отняли и запретили даже упоминать это слово. Что осталось русскому народу? Только то, что уже не отнять — вера! Вот за это и пойдем на вражеские штыки.

— Ладно тебе, Олежка, убавь пафос. Ты не на трибуне. И не забудьте, я вас завтра к себе к пяти пригласила.

Идеалы и серость

…Серость!.. Она, как сырая плесень, проникает повсюду. Для неё, кажется, нет преград. Серость не производят, просто она появляется, когда удушают всё живое, солнечное, радостное. Сначала — в себе самом, потом — в ближайшем окружении, а если силы есть, то и дальше — до самых до окраин. Это очень удобно, если в себе самом всё живое успешно выжег злом. Смотрит такой в себя, на себя, а сердце, разум, личина — всё в плесени. А он уже за пультом управления. Перед ним экраны мониторов, рычаги, кнопки. Видит — живое на экране шевельнулось, рука тянется к рыжей кнопке, как у Геббельса к пистолету, — уничтожить! На другом экране — какой-то вызывающе молодой, разумный, ясноглазый — да неважно, что он там говорит. А просто за то, что живой еще — запретить! Будет продолжать трепыхаться, не послушает — приказ на уничтожение!

Когда живое затоптано, эта вездесущая сырая плесень проникает в одежду, в поэзию, в музыку, в книги, в поведение людей, в их мозг, а потом и в сердце. Ты видишь пепельные лица, ниже — мышиные одежды, слушаешь пустые слова, унылую музыку, прославляющие её величество смерть. Стоп! Как там писал романтик-Пешков, пока еще не стал Великим Горьким? «Лучше тридцать лет питаться свежим мясом, чем триста лет мертвечиной». Скажем смерти нет! Хотите — убейте меня молодым, но я не стану клевать вашу мертвечину!