Искатели сокровищ

Леди рассмеялась — она вообще была очень веселая — и сказала, что она тоже что-то вроде поэта, а эти длинные полосы бумаги — гранки ее нового сборника рассказов. Прежде, чем книжка станет настоящей книжкой, ее печатают на таких длинных полосках, а писатель может делать там всякие исправления, чтобы те, кто печатал, поняли, какие они идиоты, раз они не могут сразу напечатать так, как имел в виду писатель.

А мы рассказали ей все о поисках сокровища и о дальнейших планах. Потом она попросила посмотреть стихи Ноэля, но он закапризничал, и тогда она сказала: Давай сделаем вот что: ты покажешь мне свои стихи, а я покажу тебе свои, — и он согласился.

Веселая леди прочла «Гибель Малабара» и сказала, что ей очень понравилось, и картинка тоже. А потом она сказала: «Я тоже, как и вы, обычно пишу серьезные стихи, но тут у меня есть один стишок, который может вам понравиться, потому что он про мальчишку». Она отдала его нам, и поэтому я могу его переписать, и я вставляю его здесь в книгу, чтобы вы знали, что даже взрослые леди бывают иногда вполне разумными. Мне это понравилось даже больше, чем стихи Ноэля, хотя ему-то, я конечно, сказал, что его стихи мне нравятся куда больше, а то у него был такой вид, как будто он вот-вот заплачет. Это, конечно, неправильно, потому что надо всегда говорить только правду, даже если кому-нибудь это неприятно, но не мог же я допустить, чтобы он разревелся прямо в купе лондонского поезда.

Вот какие стихи написала эта леди:

Когда просыпаюсь я сказочным утром,
Мне красное солнце смеется в окно.
Я радуюсь новому дню, и как будто
Все новые игры приносит оно.
Всех дел и не счесть, что надо мне сделать,
Побед настоящих, мужских совершить.
Вот только бы взрослые так не сердились:
Что, изверг, решил я опять учудить.
Я как-то о взрослых подумал: неужто
Они не играли, как мы, никогда,
И были примерные, были послушные
И жили как велено? — вот ерунда!
Не знают они ничего о любимых
Игрушках и играх, как я погляжу.
Приносят уродцев своих магазинных
И думают, будто спасибо скажу.
«С огнем не играй, а скушай конфетку,
Зачем обмотал ты сестренку жгутом?»
Им жалко поднос! Барабанная спета
Песнь. «Что ты сделал с котом?»
Они не одобрят рыбалку. Конечно,
Ведь можно в воде измочалить костюм.
«Хлопушка сухая!» — но выбросят спешно
И в детской запрут, и не пустят к гостям.
Они ведь не знают, как с толком проходит
Обычный, приличный, короче, правильный день.
Что им мое брюхо, когда его сводит:
С обеда до чая забудь о еде!
А вечером, стоит со мной распрощаться,
Забудут манеры папа и мама,
За дверью вздохнут и закружатся в танце:
«Ура! На сегодня закончен кошмар!»

Она нам и другие стихи показывала, но я не мог всего запомнить, и она всю дорогу с нами болтала, и когда мы подъезжали к станции Кэнон-стрит, она сказала:

— У меня тут есть два новеньких блестящих шиллинга. Как вы думаете, не помогут ли они вам на пути к Славе?

Ноэль сказал спасибо и уже протянул руку, но Освальд, который всегда помнит, чему учили его старшие, сказал:

— Большое вам спасибо, но папа говорил нам, чтобы мы не смели брать деньги у чужих людей!

— Тьфу ты! — воскликнула леди (она, как я уже говорил, была очень веселая и больше похожа на мальчишку, чем на настоящую леди). — Тьфу ты! Однако, раз мы с Ноэлем оба поэты, мы же все равно что родственники. Разве ты никогда не слышал о собратьях-поэтах? Будем считать, что мы с Ноэлем вроде как тетя и племянник-поэты или что-нибудь в этом роде.

Я растерялся, а она гнула свое:

— Ты, конечно, молодец, что во всем слушаешься папу, но вот что мы можем сделать: бери мой шиллинг и мою визитную карточку в придачу. Приедешь домой — спросишь папу, если он скажет, что эти деньги брать нельзя, ты можешь вернуть их мне.

Мы взяли у нее шиллинги и она пожала руку каждому из нас и, выходя, сказала:

— Счастливо! Доброй охоты!