Искатели сокровищ

Вечером мы все рассказали папе, и он согласился, что тут все в порядке, а когда прочел ее имя на карточке, он сказал, что нам дико повезло: эта леди пишет стихи лучше, чем кто-либо в Англии. Правда, мы ее имени никогда не слышали, и на мой взгляд для поэта она чересчур веселая. Вот так старина Киплинг! Мало того, что он написал отличную книгу — благодаря ему мы еще получили по шиллингу!

Глава пятая. Разговор издателя с поэтом

Вообще-то это здорово — так вот, самим по себе, побывать в Лондоне. Мы спросили, как добраться до Флит-стрит (папа убежденно говорил нам, что все газеты печатаются там). Нам сказали, что надо идти прямо от Лудгейт-стрит, только это оказалось вовсе не прямо — во всяком случае, мы шли не так уж прямо.

По пути мы зашли в собор святого Павла. Ноэль непременно хотел видеть могилу Гордона, и нам пришлось осмотреть его памятник; так вот, по-моему, для великого человека он маловат.

Потом мы шли, шли и наконец решили посоветоваться с полисменом, а тот сказал, что нам надо вернуться и пройти через Смитфилд. Так мы и сделали — в нынешние времена там уже людей не жгут, так что ничего интересного там нет, а идти долго, и Ноэль совсем выбился из сил. Он у нас слабенький — я думаю это оттого, что он поэт. Мы купили булочку в одном магазине, потом еще одну в другом, разменяв наши шиллинги, и до Флит-стрит добрались только после обеда. Там уже горел газ и электричество, и бежала эта забавная реклама, которая складывается из множества цветных лампочек. Мы зашли в контору «Дейли Рекордер» и сказали, что нам надо видеть Главного Редактора. Это была очень большая контора, ярко освещенная, вся отделанная блестящей медью и слоновой костью.

Нам ответили, что Редактора надо искать не здесь, а в другой конторе. Мы прошли по какой-то грязной улочке и попали в очень скучное место. Там в стеклянной коробочке, словно он мумия из музея, сидел какой-то человек, который велел нам записать наши имена и суть дела. Освальд написал:

Освальд Бэстейбл

Ноэль Бэстейбл

По личному и частному делу.

Потом мы ждали в вестибюле и нас основательно прохватило сквозняком, а тот человек за стеклом таращился на нас так, словно это мы были мумией в музее, а вовсе не он. Ждали мы ждали, и наконец сверху пришел какой-то мальчишка и сказал:

— Главный редактор не может вас сейчас принять. Будьте так любезны, напишите, в чем же все-таки дело? — и он ухмылялся так, что я чуть его не стукнул.

Ноэль ответил:

— Хорошо, я напишу — дайте мне ручку и чернила, конверт и бумагу.

Тут этот мальчишка говорит, лучше бы мы послали письмо по почте. Но Ноэль у нас такой упрямый (это его главный недостаток), что все равно стоял на своем:

— Нет, я напишу ему прямо сейчас.

И я решил поддержать его и сказал:

— К тому же марки по полпенни сильно подорожали после забастовки шахтеров!

Тот мальчишка ухмыльнулся, а человек за стеклом дал нам и ручку, и бумагу, и Ноэль принялся писать. Вообще-то у Освальда почерк гораздо лучше, но тут Ноэль хотел все сделать только сам, и это заняло у него много времени, причем он весь перемазался в чернилах.

«Уважаемый мистер Главный Редактор, я хочу, чтобы вы напечатали мои стихи и заплатили бы мне, я друг миссис Лесли, а она тоже поэт.

Ваш дорогой друг

Ноэль Бэстейбл».

Он принялся лизать конверт и заклеил его так, чтобы этот мальчишка ничего не мог подглядеть по дороге, после чего он написал на конверте «Лично» и только тогда отдал его посыльному. Я-то думал, из этой затеи все равно ничего не выйдет, но через минуту тот мальчишка вернулся — он все еще ухмылялся — и сказал нам:

— Редактор просил вас зайти.

Мы зашли. Нам пришлось куда-то идти по лестнице, по коридору, снова по лестнице, и мы слышали, как внутри этого здания что-то урчит и гремит, а еще очень странно пахло. Мальчишка стал теперь просто сама любезность и сказал, что так пахнут чернила, а урчат и стучат печатающие машины.

Мы прошли несколько коридоров (очень холодных) и добрались до двери Главного редактора, мальчишка отворил ее и пропустил нас вовнутрь. Большая комната была застелена широким и мягким ковром, синим с красным, камин пылал вовсю, хотя едва наступил октябрь. Здоровенный стол со множеством ящиков был завален бумагами, точь-в-точь как у папы. По ту сторону стола сидел джентльмен с небольшими усиками и веселыми глазами. Мне показалось, что он слишком молод для главного редактора — намного моложе нашего папы. Вид у него был усталый, даже сонный, как будто ему все время приходится рано вставать, но глаза у него были добрые, и нам он сразу понравился. Освальд даже отметил про себя, что редактор, скорее всего, умен, а ведь Освальд хорошо разбирается в людях.

— Так, — сказал Редактор. — Значит, вы друзья миссис Лесли?

— Я думаю, мы друзья, — ответил ему Ноэль. — Она дала каждому из нас по шиллингу и пожелала нам счастливой охоты.