Искажение

Горчинский бесцельно шел по Тверской к Манежной площади. В каждом проходящем ему мерещился Вакса-мусорщик. У каждого дома на кухне лежат свои черные мусорные пакеты, так представлял Горчинский. Город был в этот час красив. Город млел и искрился, город таял, словно карамель под теплыми лучами солнца, город блестел и нежился, город пел, но Горчинский уже знал, что это всего лишь декорация. На самом деле армия мусорщиков орудует здесь по ночам.

Горчинский думал о том, что сейчас больше всего хотел бы получить заказ собрать компромат на какого-нибудь чиновника, певичку, журналиста, полицейского. Да, не без отвращения нырнуть в дерьмо человеческое, но понимал, что, несмотря на страх и ужас, ему куда интереснее изучать таких монстров, как Вакса-мусорщик. Горчинский знал наверняка, что город их заботливо прячет и от лишних глаз, и от наказания. Это любимые дети города.

Когда-то Горчинский думал, что именно в маленьком человеке с его непримечательной жизнью таится та правда жизни, которая недоступна людям, не знающим лишений и повседневных проблем выживания. Даже таким, как Горчинский, который не сказать что богат и ему совсем неведомы финансовые проблемы, но все-таки думать о том, что сколько стоит в магазине, нет необходимости. Дескать, знает что-то маленький человек, ведает, может, даже ведает того настоящего бога, которому не нужны молитвы, чтобы любить свое создание. Но теперь, после знакомства с Ваксой-мусорщиком, Горчинский понял, что нет никакой правды в маленьком человеке. А уж тем более бога. И дьявола нет в маленьком человеке. Он, находясь между раем и адом, творит саму возможность их существования, являясь точкой, от которой влево и вправо устремляются векторы добра и зла. Потому этих людей не видно. Потому они так нужны городу. Они и есть то, благодаря чему возникает само понятие добра и зла в человеческих поступках. Ужас и страх, порождаемый ими, может ощутить только наблюдатель, никогда не они сами. Там, где нет ни бога, ни дьявола, – нет ничего, что может быть осмыслено, почувствовано и осознано.

На Манежной площади в полдень вторника было немноголюдно. Редкие группы иностранных туристов и беспечная декоративная полиция. Горчинский присел на скамейку у Манежа. Он закрыл глаза и прислушался к городу. Тот, словно не желая раскрывать ему никаких тайн, притих. Мягкая бархатная тишина. Горчинский заглянул в это новое ощущение, открыл глаза, ему показалось, что краски будто стали немного ярче, но линии потеряли резкость. Словно легкая дымка окутала город. Словно что-то сейчас должно произойти. Не что-то выдающееся, эпическое и выбивающееся из привычной реальности. Как бывает, когда видишь странную необычную птицу в стайке городских голубей. И Горчинский увидел.

Девушка не прошла, а прокружилась мимо него, словно в танце. Она не была легка в своей полноте, не была привлекательна лицом или фигурой: крепкие короткие ноги, тяжелый низ, лишенный естественных линий верх. Форменная одежда работника метро лишала возможности гадать, чем она занимается. Таких Горчинский видел за кассами метрополитена. Но в этом подобии танца сквозили невероятная легкость и естественность, словно она была в этот момент на вершине счастья. Девушка порхала, будто в ней вообще нет плоти и веса, беззвучно смеялась и что-то шептала. Горчинский достал телефон, вошел в систему и подключился к камере на ближайшем к ней фонарном столбе. Он сделал снимок, загрузил в систему и запустил распознавание лиц. «Катя Коржикова, город Москва, работает – Московский метрополитен им. В. И. Ленина, двадцать семь лет, не замужем», – прочитал Горчинский в профиле Фейсбука. Горчинский сделал метку на слежение и убрал телефон в карман. Катя Коржикова, все так же пританцовывая, словно паря в нескольких сантиметрах от земли, двигалась в сторону станции метро «Александровский сад».

Горчинский пролистал фотографии Коржиковой в Фейсбуке. На всех без исключения она была в форменной одежде, словно другой и не носила. Удивило его и то, что впервые он видел такое неподдельное счастье на лице человека. Прочитав несколько постов, Горчинский было подумал, что слишком уж наигранно это счастье, Коржикова писала: «Одно только меня пугает: что, если я потеряю эту работу? По здоровью или еще каким независимым от меня причинам. Как еще мне тогда быть счастливой?» Или такое: «В детстве я мечтала стать врачом, но слава богу, что теперь работаю в метрополитене. Это лучшее, что могло со мной случиться».

Горчинский почувствовал легкую зависть – конечно, не к тому, что Катя Коржикова трудится кассиром метрополитена, но к ее счастью быть на своем месте.

Катя Коржикова жила на первом этаже по улице Большая Филевская. Первое наблюдение за кухонным окном своей новой подопечной Горчинский не без опасения решил провести вживую.