Помню, когда мне исполнилось десять, казалось, я прожил куда больше, и это не пресловутое подростково-детское «на самом деле я чувствую себя намного старше». Дело в том, что я помню каждый день этих десяти лет от рождения. Каждый. Не обрывки воспоминаний и не отдельные ситуации – каждый прожитый день. Я понимал, о чем говорят родители, хотя сам еще не говорил, я помню каждое их слово в то время, когда они еще считали меня неразумным младенцем. Не ручаюсь сказать, что обычный человек в двадцать лет сможет вспомнить хоть что-нибудь произошедшее с ним в конкретный день пять лет назад. А о чем он в тот день думал? Что делал? Что говорил? Я помню все. И потому считаю, что те мои десять равны сорока прожитым человеком с головой, а не глазом вместо нее.
Я редко открывал глаз полностью. Обычно держал прикрытым до середины зрачка. В этом случае видел реальность так же, как все, но стоило открыть веко полностью – она преображалась. Вместо неба появлялся мираж – отражение всего, что на земле, с одной особенностью: этот мой верхний мираж немного спешил и опережал события, происходящие внизу, буквально на десять секунд. Можно было сказать, что я вижу будущее, но что такое десять секунд и какой толк знать такое будущее? Ничего не изменить, никого не предупредить. Лучше держать глаз полузакрытым, за исключением тех случаев, когда можно извлечь пользу из верхних миражей.
Мне не нужно было совать руку в огонь, чтобы узнать, как это больно, когда я этого еще не знал. В верхних миражах я видел, что меня ждет через десять секунд. Скажем, совет «учиться на своих ошибках» ко мне был применим только отчасти. Годам к четырем я утвердился в мысли, что на ошибках вообще не стоит учиться, ошибок нужно избегать. Таких ошибок, как в тот день.
Благодаря особенностям моей внешности в детский сад я не ходил, никаких детских площадок, друзей-карапузов и других прелестей детства.
Так вот, в тот летний день отец в первый раз, экипировав как следует, повел меня поиграть на детской площадке недалеко от дома. Детей было много. Часов двенадцать, выходной день. Мне было удивительно смотреть на увлеченность этих детей песком, палками, вкопанными в землю автомобильными шинами, выкрашенными в разные цвета. По моему мнению, самым увлекательным сейчас могло быть только разглядывание лиц друг друга. Такие разные: брови, уши, носы, губы и глаза. Скоро я понял, что они этой разницы не видят, но стоило им обратить внимание на меня, тут же сбились в стайку и стали одним человеческим пятном. Я чувствовал, что они боятся меня, потому что я ниндзя. Мамаши, по-птичьему щебечущие на лавках, замолчали и тоже уставились на меня. Все они были из нашего дома или соседнего и о моем недуге – аллергии на солнечный свет – были осведомлены, но, видимо, считая, что это заразно, разобрали детей из человеческого пятна, снова сделав их разными. Спустя какое-то время малыши опять расползлись по площадке, но все равно держались кучкой в стороне от меня.