Она была в тесной черной юбке, черных чулках, как у больничной медсестры, и мужской рубашке с воротником и черным галстуком. «Не очень-то к лицу ей этот наряд», – подумал он, переложил ее пижаму на незаправленную постель и сел на стул.
– Беда в том, что машинка Полли шьет только в одну нитку, так что стоит ей лопнуть, как расползается весь шов. Где-то у меня были брюки… Секунду.
Она скрылась за дверью меньшей из комнат.
Ожидая, когда она вернется, он понял, что и вправду многое упустил, перестал следить за жизнью обеих девушек. Когда они только поселились здесь, он часто заходил, водил их поужинать и в кино, но теперь вдруг до него дошло, что если все втроем они развлекались так же часто, как они вдвоем с Клэри, то наедине с Полли он не провел ни единого вечера.
Клэри вернулась в черных, довольно мешковатых брюках – по его мнению, придающих ей слегка клоунский вид.
– У вас теперь вся одежда черная?
– Та, которую я ношу. Вы с Полл не виделись? Она обычно приходит раньше, чем я.
– Виделся. Зашел спросить, не хотите ли вы обе съездить со мной во Францию – просто отдохнуть.
– И что она ответила?
– Что она не хочет. Боюсь, это я дал маху. Думал… ну, понимаете, что много уже воды утекло.
– Нет. Она не согласится. У вас сигареты есть?
– Не знал, что вы пристрастились к курению.
– Да ладно, бывает кстати. – Ее накрашенные глаза казались громадными. Он поднес ей огонек, она села на пол напротив него и, подтянув поближе большую керамическую пепельницу, поставила ее между ними.
– Она, к сожалению, до сих пор считает, что влюблена в вас. Так что встречи с вами – чистой воды мазохизм.
– Ну и ну. А что у вас?
– А
– Ну… все и вся. Почему вы в этой смешной одежде? Как у вас дела на работе? Как вы
– К сожалению, я не смогу поехать во Францию по той же причине.
Он в тревоге уставился на нее.
– Господи, Клэри! У
Это насмешило ее.
– Ой, ну прямо, Арчи, – сквозь смех выговорила она, – что вы несете! Можно подумать, я на это способна! Не слишком ли вы о себе возомнили, если вам в голову пришло
– Но ведь это вы сказали, что не поедете по той же причине.
– Да. Я не могу, потому что влюблена – в другого. Смешно, что вы сами не додумались.
– Пожалуй, – согласился он. Он был обескуражен: ну конечно, вот в чем дело. – Расскажите мне о нем, Клэри. Чем он занимается? Как вы познакомились?
Она рассказала. У этого человека она работает. Его зовут Ноэль, и он женат.
– Вот те раз.
– Это неважно. Я все равно не верю в брак. И он тоже. А на Фенелле он женился из практических соображений. Она чудесный человек. И все понимает насчет нас с Ноэлем. Вообще-то мы
– А других друзей у него нет?
– Есть, но мало. Понимаете, мужчин он недолюбливает. Говорит, что женщины гораздо лучше, они тонко чувствуют и вообще умнее.
– Звучит довольно серьезно и мрачно.
– А жизнь вообще мрачная. Сплошная безнадежность. Надо извлекать из нее всю пользу, какую только можно.
– И никаких шуток? – спросил он без особой надежды, уже уверенный, что нет.
– Ноэль говорит, остроумие – одно дело: его он полностью поддерживает, такое, как у Оскара Уайльда, к примеру. Но дурацкие шутки, говорит он, это только способ что-нибудь скрыть. Как все время делают в нашей семье.
– Не все время, Клэри.
– То есть это чтобы не смотреть правде в глаза. Возьмем хотя бы дядю Эдварда и тетю Вилли! Вот наглядный пример бессмысленности брака и нежелания смотреть правде в глаза.
– Мне кажется, этому могут быть другие причины.
– Ну, секс, конечно. Ноэль говорит, что секс – это ужасно важно, но не может же он продолжаться вечно. По его словам, романтики это понимают. Надо быть готовым к тому, что все пойдет наперекосяк. Ноэль сам романтик. Он говорит, нельзя заводить серьезные отношения, иметь детей, зависеть материально и все такое. Надо быть готовой рисковать – и страдать, если понадобится.
– Вот ведь!
Все, что она говорила, внушало ему такое отвращение, что он понял, как необходима предельная осторожность.
– И вы… счастливы с ним?
– Не счастлива! – презрительно скривилась она. – Не просто счастлива! Я просто целиком и полностью влюблена в него. Это самое чудесное, что со мной когда-либо случалось.
– Дорогая Клэри, как хорошо, что вы мне об этом рассказали. Как думаете, не могли бы вы поужинать со мной – в качестве примерно тридцать второго пункта из списка всего чудесного, что с вами когда-либо случалось?