Исход

– Как раньше и не как раньше, если ты понимаешь, о чем я. Там я пробыл недолго. – Он отошел к открытой двери гостиной. – Клэри! По-моему, где-то был лимон. Вы не захватите его? И нож? – Он снял пиджак и бросил его на диван. – Боже, ну и жарища на улице!

– У вас в конторе так же жарко, как у нас?

– Не столько жарко, сколько нечем дышать. Их сиятельства открытых окон не признают. – Он отошел к пакету с покупками, который оставил у двери. – Боюсь, тоник будет довольно теплым.

Вернулась Клэри, неся в одной руке миску со льдом, в другой нож и лимон. Все это она отдала Арчи и снова уселась перед своей головоломкой. Арчи готовил напитки и расспрашивал о Зоуи. Руперт сказал, что она еще в Хоум-Плейс вместе с Джульет и Уиллсом, но когда вернется, они займутся поисками дома, так как, похоже, на Брук-Грин наконец нашелся покупатель.

– А как Полл? – спросил он, обращаясь к Клэри.

– В порядке, насколько мне известно.

Ощущение неловкости не исчезало. Когда Арчи предложил ему выпить перед уходом еще, он пригласил обоих сходить куда-нибудь поужинать, но Клэри сразу отказалась:

– Я не в настроении выходить.

Арчи сказал, что купил пирог со свининой и латук, так что он может перекусить с ними за компанию, если хочет, и он согласился в отчаянной надежде, что, если пробудет с ними еще, все станет как прежде, а еще потому что рассчитывал потом подвезти Клэри до дома и выяснить, что с ней стряслось. С ней что-то произошло, он в этом был уверен, и Арчи знал, в чем дело.

За ужином они с Арчи болтали о всякой всячине, не имевшей отношения к ним лично – в основном о положении в Индии: кровопролитие в Калькутте продолжалось уже три дня, и у них вышел затяжной, но не слишком животрепещущий спор о том, пролилось бы меньше крови, будь у мусульман свое государство в Пакистане, или нет. Спор обнаружил раскол между ним и Арчи в том, что касалось масштабов Британского могущества, распада империи и роли наблюдателя в мировой политике. Он считал эту тенденцию ошибочной, Арчи – правильной. Клэри, которая так и не съела свой ужин, пощипывала лист латука и молчала.

– Мы тебе наскучили, – сказал он.

– На самом деле нет, потому что я не слушала.

– А почему не ешь?

– Аппетита нет.

– Ты совсем исхудала.

– Наверное, потому, что аппетита нет. – Она пресекала его расспросы, ему пришлось смириться с поражением.

– Послушай, – заговорил он, когда Арчи ушел на кухню варить кофе, – мне кажется, я испортил вам вечер.

Она не ответила, и он не выдержал:

– Клэри! В чем дело? Если ты сердишься на меня, я бы хотел знать почему. Мы выпьем кофе, я отвезу тебя домой, и если ты не против, зайду к тебе, тогда и поговорим как следует.

– Я не еду домой, – сказала она. – Я остаюсь здесь. На данный момент.

Он уставился на нее так же пристально, как она на него.

– Почему? – наконец спросил он. – Что происходит?

Глядя в ее глаза, которые сейчас казались огромными на непривычно белом исхудавшем лице, он увидел, как на миг они стали живыми – отразили потрясение и горе. А потом снова затуманились в мертвенном оцепенении, и он понял, что его и видел весь вечер. Ее словно притянуло обратно к головоломке, он придвинул стул и сел напротив нее.

– Детка, дорогая, в чем дело? Я же вижу, ты несчастна. Я люблю тебя, ты всегда рассказывала мне обо всем. Что случилось? Чем я могу помочь?

– Ничем. – Она подняла глаза от головоломки. – Если хочешь, расскажу. Я влюбилась в одного человека и забеременела. А потом сделала аборт – убила ребенка. Арчи все это время был со мной.

Арчи! Внезапно все, – все детали, которые этим вечером выглядели так странно и вызывали неловкость, – стало до ужаса ясным. То, что он застал ее в этой квартире, то, что она собиралась остаться здесь, тон Арчи, который словно оправдывался в ответ на замечания о ее нездоровом виде, попытки Арчи отделаться от него – «выпить перед уходом» – господи, да он же ей в отцы годится, он всего годом моложе его! Чудовищно! Доверчивую, любящую, юную Клэри, его любимую дочь, предал его лучший друг. Ему хотелось прикончить, убить его… С невнятным воплем бешенства он вскочил, обернулся и увидел, что Арчи стоит, прислонившись к дверному косяку.

– Мерзавец! Проклятый мерзавец!

Впервые в жизни он по-настоящему понял, что означает выражение «кровавая пелена». Ринувшись к Арчи, он видел его как сквозь красноватую дымку.

– Успокойся! Если ты набросишься на меня, будешь не прав.

В тот же миг Клэри схватила его за руку.

– Папа! Ради всего святого, папа!

Он поверил им не сразу, но ему, конечно, пришлось: Клэри, кажется, сочла, что это забавно – во всяком случае, нелепо; что подумал Арчи, он не знал, но чувствовал, что он очень зол, обижен или все вместе. В растерянности и замешательстве он, похоже, наговорил ерунды. Он помнил, что извинился, и не раз, и вместе с тем пытался объяснить, насколько легко с его стороны было совершить такую ошибку. На его обращенный к Клэри вопрос, почему она не сказала ему, она ответила: просто подумала, что он на нее рассердится. Арчи почти все это время молчал и стоял на балконе спиной к ним.