И действительно, письма прекратились. Зато посыпались газетные заголовки, потому что – как вдруг обнаружилось – каждая мало-мальски уважающая себя газетёнка считала теперь своим долгом писать или хотя бы упоминать об экспедиции капитана Дубровина. И вот, в то самое время, когда письма от Ольги перестали приходить, вернее, после того, как пришло последнее послание из Хабарова, одна из газет объявила: «Пропала экспедиция капитана Дубровина». Казалось, что остальная пресса вздохнула поглубже, а потом разом выдохнула: «“Княгиня Ольга” затёрта льдами…», «Капитан Дубровин плохо снарядил экспедицию…», «Русский флаг не взовьётся над полюсом…»
Но постепенно интерес к экспедиции стал затихать. О ней вспоминали всё реже, а сообщения становились всё короче. Пока, спустя примерно два года, не прогремел очередной заголовок: «“Княгиня Ольга” в Архангельске…» И газеты снова наперебой затараторили. Но взявшемуся было читать газетные статьи Аполлинарию Матвеевичу вдруг легла на стол целая пачка писем от Ольги. Он отложил газеты и с улыбкой взялся за письма, отправленные, как и в прошлый раз, одним днём, на сей раз из Архангельска. Вооружившись кабинетным серебряным ножом, увенчанным головой льва, он снова распаковал все конверты, разложил послания от Ольги по датам и погрузился в чтение. Стоит, пожалуй, отметить, что в это время нос его украшало новёхонькое пенсне, чего раньше никогда не случалось с Аполлинарием Матвеевичем.
«Дорогой мой Аполлинарий Матвеевич, – прочёл он, – я в Карском море. Об этом море я столько наслышана, что увидеть его казалось мне более волнующим, чем увидеть Стокгольм или Копенгаген. Не знаю, чего я ждала. Наверное, чего-то необыкновенного. Впрочем, оно действительно необыкновенное. Взять хотя бы моржей, которые встретили нас на выходе из Югорского Шара. Была на палубе, когда штурман вдруг закричал: “Амдерма!.. Амдерма!..” и показал рукой в сторону берега, который шевелился моржовыми телами. Оказалось, что “амдерма” на языке самоедов – моржовое лежбище. Штурман и в самом деле знает местный язык и при мне в Хабарове говорил с самоедами. Удивительный человек наш штурман.
Мы хотели покинуть Хабарово ночью. Но на телеграфной станции нам закатили невероятный пир. Команда, почти в полном составе, на судно явилась пьяной. Разумеется, кроме меня. В Хабарове мы пополнили запас продовольствия, нагрузившись оленятиной и пресной водой. Рано утром с восходом солнца мы наконец-то выдвинулись на восток и вскоре увидели тех самых моржей, которых штурман назвал “амдермой”.
Собственно, моржи, как тюлени и медведи, интересуют экспедицию с точки зрения трофеев. Наша задача – достичь полюса, исследовав попутно арктические воды и берега. Охота должна оправдать часть затрат на экспедицию – шкуры этих животных, оказывается, очень ценятся. Штурман всю дорогу не уставал повторять, что мы слишком затянули с выходом в Карское море, что льды здесь скоро станут непроходимыми. Не в первый раз он оказывается прав. Льды, точно поджидая, ринулись нам навстречу, как только мы прошли Югорский Шар. До сих пор нам удавалось льды обходить, но штурман, простаивающий подолгу с биноклем на палубе, мрачен и уверяет, что это ненадолго, что Новой Земли мы не достигнем и застрянем крепко. Уж не знаю, что особенного он там видит, но говорит уверенно и мрачнеет день ото дня.
Пока всё спокойно. Я занимаюсь, главным образом, провизией и аптечкой, под которую мне отвели отдельную каюту – свободных помещений на шхуне предостаточно. Питаемся мы отменно, потому что Зуров, несмотря ни на что, знает своё дело, да и запасы у нас богатые. А мне это известно наверняка, потому что как раз сейчас я занимаюсь тем, что составляю список имеющейся продукции. У нас в избытке всего, даже сушёных ягод, не говоря уже о шоколаде, сухарях, концентрированном молоке, сухих супах Скорикова. Все в один голос говорят, что нам можно не бояться ни льдов, ни зимовки. У шхуны тройная дубовая обшивка, а подводная часть обшита листовой медью. Конечно, я понятия не имею, что всё это значит, но звучит внушительно. К тому же все вокруг уверяют, что это существенно. Но главное, как рассказывал капитан, корабль отлично приспособлен к давлению льда, который скорее вытолкнет судно на поверхность, чем раздавит его корпус. Так что никто не переживает ни из-за льда, ни из-за зимовки. Днём у всех полно дел. Вечерами за чаем у всех благодушное настроение, все шутят, играют в домино. Карты у нас под запретом.