Исход

«Дорогой мой Аполлинарий Матвеевич! – начиналось второе письмо. – Буду краткой. Поскольку нужно успеть написать и отнести письма на почту – мы бросили якорь в Хабарове. Утром я уже побывала на берегу. Через два часа нашу команду ждут к обеду на телеграфной станции, что в нескольких верстах к востоку от Хабарова. Когда я закончу писать, то, захватив с собой два письма, вернусь на берег. Письма оставлю на телеграфной станции, куда с командой поеду на приём. После чего мы вернёмся на “Княгиню Ольгу” и ночью снимемся с якоря. Я, кажется, остаюсь на судне и плыву вместе со всеми. Во всяком случае, мне никто ничего не говорил об отъезде, и приказа собирать вещи не поступало. Тем не менее я говорю “кажется”, поскольку не раз уже видела, как в самую последнюю минуту всё может измениться. Если меня всё-таки принудят сойти на берег, я немедленно напишу Вам письмо. Если же мне суждено плыть дальше, я не смогу написать, и Вы всё поймёте по моему молчанию. Штурману Брееву очень бы хотелось избавиться от меня. Зуров сказал, что слышал об этом и раньше. Есть, оказывается, какая-то примета, что женщина на корабле приносит несчастья (просто удивительно, как женщины им мешают! Наверное, несчастья женщины не приносят только в доме Максимовича). Но капитан считает это предрассудками. Штурман тоже уверяет, что предрассудкам не верит. Однако, по его мнению, примета становится приметой и начинает казаться чушью, когда теряет первоначально здравый смысл. Зуров слышал от штурмана, что море требует физической силы и выносливости, то есть именно того, чем женщины не обладают, а потому становятся обузой. Там, где мужчине приходится выживать, балансируя на грани своих сил и возможностей, женщина только мешает, превращаясь в камень на шее. Вот почему женщин не было в море – дело именно в этом, а не в какой-то мистике. Но когда люди забывают здравый смысл, они любят валить всё на мистику. Штурман ненавидит мистику, это вообще не человек, а какой-то аппарат, настроенный на волну здравого смысла. Кстати, на днях он долго рассказывал о радио и сокрушался, что Россия, как всегда, отстаёт и не имеет такого полезного прибора на кораблях.

Если то, что сказал мне Зуров, правда, это может означать только одно: в скором времени штурман настроит против меня всю команду. И в случае неудачи меня попросту выбросят за борт в ледяную воду. По теории штурмана о женской хилости, я пробарахтаюсь там не больше минуты. Ужасный человек! Он считает себя самым опытным из всей команды, лучше всех знающим Север. По этой причине он позволяет себе высказывать всё, что сочтёт нужным. Даже давать советы капитану. Мне кажется, он вмешивается во всё, ему огромных усилий стоит подчиняться и выполнять приказы. Например, он уже сто раз повторил, что вышли мы из Архангельска слишком поздно, что льды уже поджидают нас на выходе из Югорского Шара и что наш круиз вокруг Скандинавии был не чем иным, как блажной затеей, потому что экспедиция потеряла драгоценное время. О его выступлении против моего присутствия на борту я уже довольно писала. Кажется, он не очень-то доволен капитаном. Насколько мне известно, капитан уважает Бреева как опытного северного моряка, он сам лично пригласил его на “Княгиню Ольгу”. Но порой я думаю, что капитан просто не выдержит этого напора. И неизвестно, куда заведут их отношения.

Но при всех своих недостатках штурман отличный рассказчик. Вчера за ужином он рассказывал нам о Хабарове, которое мы ещё только собирались увидеть. Сам штурман уже не раз бывал в Хабарове.