Исход

Тут уж никто не сердился, все только смеялись, а заливистей всех – капитан.

– А ведь я, Ольга Александровна, за вас испугался, – говорил он. – Слышу – кричит наша барышня. Ну, думаю, нападение!.. Никак, самоеды хотят выкрасть…

Но на другой день всем было не до смеху. С утра мы услышали страшный треск, а за ним – скрип, от которого хотелось убежать. Шхуну опять немного выдавило наверх. Капитан объявил, что наше плавание, по всем вероятиям, закончено и нужно готовиться к зимовке. А поскольку берег сравнительно недалеко, капитан вместе с Музалевским и матросом Балякиным отправились осматривать берег, где, возможно, мы встанем лагерем. Я ужаснулась предстоящей зиме в палатке. Но капитан объяснил, что нам предстоит строительство изб из имеющегося на шхуне материала – досок у нас действительно много.

Итак, мы оказались в объятиях льда, который тащит нас, куда хочет. Моей задачей было при каждой возможности делать определение, поскольку мы, что очевидно, понемногу перемещались вместе со льдом. В конце октября за пару дней наше положение изменилось с 71°41´N 68°4´O на 71°45´ N 67°58´O. Движение это связано исключительно с движением льда. После нескольких дней такого дрейфа капитан объявил, что шхуна теперь – одно целое с льдиной. То есть – свершилось. Помню слова штурмана о том, что к октябрю мы будем сидеть во льдах, как муха в янтаре. Случилось именно то, о чём предупреждал штурман. Мы вросли в лёд, зимовка началась у берегов Ямала, до Маточкина Шара мы не дошли.

Странное место! Для рая здесь слишком холодно, для ада – красиво, для Земли – спокойно.

В ноябре, уже после того, как капитан объявил зимовку, он вместе с обоими гарпунёрами и двумя матросами отправился на лыжах к берегу. С ними были нарты, которые, наполнив плавником, они притащили обратно примерно через сутки. По их рассказам, на берегу много интересного. Впрочем, нам теперь всё интересно, что хоть немного отличается от жизни на судне. Хотя самоедское кладбище со следами саней и свежей крови могло бы заинтересовать кого угодно. За чаем я спросила, что может значить эта кровь. Капитан ответил, что дело, скорее всего, в жертвоприношении, поскольку самоеды – язычники. Но тут какой-то нечистый дух дёрнул меня поинтересоваться, кого же самоеды приносят в жертву. И конечно, Музалевский не удержался и объявил серьёзно и громогласно:

– Наиболее часто встречающиеся жертвы самоедов – это… визгливые девицы.

И конечно, поднялся смех. А я извинилась и ушла к себе. Не знаю, о чём говорили без меня, но чуть позже Музалевский явился ко мне с извинениями, в подтверждение чего преподнёс маленькую фигурку самоеда в санях. Эту фигурку не так давно Музалевский вырезал из дерева сам. Кроме того, он предложил мне отправиться назавтра к берегу в составе небольшой экспедиции, которая на лыжах идёт за плавником. Я сказала, что сроду не ходила на лыжах. Но Музалевский обещал меня научить. Понятно, что верить ему нельзя, поскольку у него одни розыгрыши на уме. Но я всё равно согласилась.

И вот на другой день мы отправились на берег. Нас было семеро – Музалевский, я, Земсков и ещё четверо матросов – Шадрин, Балякин, Ильин и Фау. Кроме Музалевского и норвежца Фау, никто не умел толком ходить на лыжах, а потому смотрелась команда ничуть не лучше тюленей. Если, конечно, вообразить, что какому-нибудь тюленю вздумалось бы встать на лыжи. Мы и так еле тащились, а тут ещё ропаки[14] и торосы на каждом шагу. Впрочем, об этом мы были предупреждены Музалевским, который ходил на берег с капитаном. Так что у нас на этот счёт имелись кирки. Музалевский и Фау, бежавшие впереди остальной экспедиции, расчищали кирками дорогу, сбивая ропаки, ледяными столбами торчащие тут и там. И пока остальные подползали на своих лыжах, дорога была уже свободна.

На берегу мы разделились. Пока Музалевский и Шадрин с Балякиным устанавливали палатки, остальные отправились на сбор плавника. Поскольку с нами было двое нарт, предстояло заполнить их деревяшками. Плавника вокруг действительно много. Главным образом, это отполированные морем доски и разных размеров щепки, пока ещё не засыпанные основательно снегом. Попадались даже и брёвна.

Два дня мы собирали древесину. За это время обнаружили ещё не замёрзшую реку и следы от нарт. А ещё наткнулись на оленей. Музалевский и Фау пытались подстрелить хоть одного, но безуспешно – близко к себе олени не подпускали, а заслышав выстрелы, снялись с места и исчезли как дым.

Обратно к “Княгине Ольге” мы шли тем же путём – наш след оставался нетронутым. Музалевский шёл на лыжах впереди, все остальные, тащившие нарты с плавником, – следом без лыж, которые покоились поверх плавника. Нужно сказать, что все мы, впервые вставшие на лыжи, с облегчением вздохнули, вспоминая мучительный переход с корабля на берег. Когда мы уже подходили к “Княгине Ольге”, Музалевский вдруг вернулся весьма взволнованным.

– Скорее, – сказал он, – нужно торопиться… Впереди несколько трещин… Пока не разошлись… но кто знает…