Исход

Штурман хоть и стучал зубами, но уже думал о будущем, о том, что придётся делать капканы и луки со стрелами. Я же думала, что если мы выживем, если не умрём от воспаления лёгких, то непременно одичаем. Но вообще-то мне в то время было совершенно всё равно, умрём мы или одичаем. И когда штурман, обсохнув, поднялся и заявил, что нужно поесть, я даже не пошевелилась. Он посмотрел на меня встревоженно, но ничего не сказал. Они ушли, вернувшись вскоре с подстреленными птицами. Потом, как я помню, кто-то из них поил меня бульоном и только после этого они и сами принялись за еду. А потом штурман сказал, что пойдёт на поиски построек, а Шадрину велел настрелять ещё птицы и следить за костром. Меня оставили возле огня, где я никак не могла согреться, то проваливаясь в забытье, то бессмысленно глядя на пламя. Тогда мне вспоминался капитан Дубровин, болевший прошлой зимой своей непонятной болезнью. В то время он тоже любил смотреть на огонь и просил разжигать камин даже днём. Для человека, который цепляется за жизнь, огонь – это лучшая зацепка. Огонь и есть жизнь, как небо есть вечность. Движение, тепло и свет – вот, что такое огонь. А ещё горячая пища и приятный запах. Кто размышляет о вечности – смотри в небо, кто хочет жить, должен смотреть на огонь. Думаю, меня вернули к жизни штурман, Шадрин и огонь.

– Если вы не можете идти, Ольга Александровна, – непривычно ласково сказал вернувшийся штурман, – я вас отнесу.

А я вдруг поймала себя на мысли, что мне было бы очень приятно, если бы Виталий Валерьянович куда-нибудь нёс меня на руках. Всё равно куда. Но я почему-то испугалась этой мысли. А кроме того, он и сам еле ходил, и с моей стороны было бы свинством залезать к нему на руки.

– Нет, нет, спасибо, – забормотала я. – Я пойду сама.

Странно, но тогда я даже не подумала, куда это мы идём. А шли мы, как приговорённые к смерти. Впереди нетвёрдой походкой, явно в горячке, шёл штурман, за ним – я, замыкал шествие Шадрин с отмороженными пальцами на ногах. У меня разболелось горло, отяжелела и кружилась голова, перед глазами проплывали какие-то красные медузы; а то вдруг начинал бить озноб и тут же становилось невыносимо жарко.

Вокруг между тем был настоящий рай. Снег сошёл, и продвигались мы по мягкому зелёному мху. Нередки были маленькие кустики цветов – жёлтых, лиловых. Волнами доходил до нас и снова откатывался непрерывный шум птичьего базара. То и дело шуршали под ногами камни. А каждая каменистая сопка непременно была украшена белыми лентами водопада. Но подмечая всё это, мы не радовались. Слабая, чуть трепыхающаяся радость пришла чуть позже, когда мы поднялись на сопку и увидели то, что искали, ради чего чуть не погибли сами и растеряли своих товарищей – постройки. По виду это был целый рыбацкий посёлок: четыре строения из брёвен или досок, перевёрнутый вверх килем бот, множество ящиков и какой-то разбросанной повсюду утвари вроде кастрюль, сковородок, упряжи и прочего. Когда же мы спустились в этот посёлок и штурман вскрыл первый же попавшийся ему ящик, там оказались галеты, чудесные пшеничные галеты. Штурман и Шадрин принялись распахивать двери, вскрывать ящики, а я опустилась на землю рядом с ботом, прислонившись к нему спиной. “Если уж умереть, то лучше здесь, чем на льдине”, – подумалось мне. Подошёл Шадрин и стал разводить рядом огонь.

– Посидите, барышня, – ласково сказал он, – сейчас обустроимся. Пришли, слава Тебе, Господи!..

В ответ я попыталась улыбнуться. Шадрин ушёл, но скоро они вернулись со штурманом и принесли тушёнку, селёдку в банках, нарезанную аккуратными кусочками, чайную заварку, сахар и даже сушёный картофель. Есть мне совершенно не хотелось, но при виде всех этих яств даже я обрадовалась. А вскоре уже был готов обед из нескольких блюд – суп, закуски, белый хлеб и сладкий чай. Штурман улыбался, а Шадрин уговаривал меня:

– Покушайте, барышня! Вкусно до чего…

– Да уж… – задумчиво сказал штурман. – Богатое нам досталось наследство. Видно, все, кто побывал здесь, что-то оставил для идущих следом.

Но есть я так и не смогла и только выпила чаю с сахаром. Потом они опять ушли, а я уснула рядом с костром.

Проснулась я уже под крышей на какой-то широкой деревянной лежанке. Пахло мокрыми шкурами и горящим деревом. Рядом гудела печка и негромко разговаривали штурман с Шадриным.

– До холодов надо всё вычистить – лёд с полов отбить, вынести сор, да и вымыть всё… С едой мы перезимуем, плавника здесь довольно…

– И на дровах просидим!

– Да, и дров довольно…

– А может, нам того… Бот на воду попытаться…

– Нет… Не успеем – придётся зимовать… Во-первых, нужен отдых – путь всё же неблизкий… Во-вторых, нужно искать остальных. А когда мы их найдём? И найдём ли…

– Ох-хо-хох…

А я опять уснула.