Исход

Я знаю, что очень наивна. Иногда мне даже делается неловко из-за своей наивности. Когда мы прибыли в Архангельск, я была уверена, что если в городе нет немцев, то нас непременно встретят так же, как провожали. Потом я подумала, что так, должно быть, и надо, что нас никто не должен встречать. Тем более штурман ничего не говорил об этом. Зато потом Шадрин стал говорить, что со стороны Морского министерства и Гидрографического управления странно и нехорошо не интересоваться нашей экспедицией. Я до конца так и не поняла значения этого путешествия. Вот если бы мы прибыли с полюса, всё было бы ясно. Но теперь… Отсутствие к нам интереса только подогревало мои сомнения. Когда штурман погиб, на другой же день местная газетёнка написала о нас как об авантюристах. Будто бы в Петрограде снаряжают спасательную или поисковую экспедицию, и что морской министр велел заковать капитана Дубровина в кандалы, да так и доставить в столицу. “С самого начала, – писала эта газета, – экспедиция капитана Дубровина была настоящей авантюрой. Команда оказалась как на подбор – сплошь отъявленные авантюристы. Поистине, только авантюристы согласятся взять в плавание к Северному полюсу женщину! В высших морских кругах с первых же дней отнеслись к затее капитана Дубровина как к несерьёзной. Сегодня жизнь убеждает нас в правоте такого отношения: экспедиция пропала, штурман Бреев, вернувшись на берег со своей любовницей и денщиком, погиб при невыясненных обстоятельствах, как раз на месте убийства помощника полицеймейстера. Виновник убийства, кстати, не установлен. И у полиции есть все основания подозревать в совершении этого преступления погибшего господина Бреева. Когда всенародно собирались средства на экспедицию капитана Дубровина, все думали, что жертвуют кровные деньги во славу России. Оказалось, всё это ради того, чтобы кучка авантюристов и, возможно, преступников-террористов смогла совершить увеселительную прогулку с девочками…” И так далее, всё в том же роде.

Я едва не расплакалась, прочитав эту заметку. Ведь очень может быть, что это не просто личное мнение газетчиков. Не исключено, что они выражают мнение Морского министерства. И очень может быть, что морской министр и в самом деле распорядился заковать нашего капитана.

Без штурмана мы остались точно сироты. На руках у нас – огромный архив и несколько медвежьих шкур. И мы принялись ломать головы: куда вести бумаги, а куда – шкуры. В конце концов, мы и порешили дать ещё телеграмму в Гидрографическое управление – с министерством связываться мы побоялись, опасаясь, как бы и нас не велели доставить в кандалах. Но не успели мы телеграфировать в Петроград, как Петроград телеграфировал нам. На другой день после смерти штурмана в гостиницу была доставлена телеграмма: “Ждите представителей комитета”. Мы было обрадовались и проторчали из-за этих “представителей” три лишних дня в гостинице, экономя на каждом куске. Но два представителя комитета, занимавшегося сбором средств на экспедицию, явились в гостиницу, забрали шкуры, приборы и были таковы. Когда Шадрин буквально в спину одному из комитетчиков бросил вопрос: “А как же нам выехать?”, тот, очевидно, снисходя до нас, ответил следующее:

– Не будем сейчас суетиться. И постарайтесь обойтись своими средствами.

– А как быть с бумагами? – спросила я. – Ведь это важные материалы, наблюдения почти за два года. Капитан говорил, что они бесценны.

Но тут этот “представитель” – такой толстый блондин с красным лицом и заплывшими бесцветными глазками – так посмотрел на меня, что я раскаялась в своём любопытстве.

– Голубушка, – сказал он томно, – ну откуда же вам знать, что это за материалы такие! Ведь вы, я чай, не морской офицер и не гидрограф. Где же вам судить об их ценности?.. А капитан ведь мог и подшутить над вами… Как хотите, а я не повезу этих бумаг. Ну посудите сами: как я буду выглядеть! Да и потом где мне знать: может быть, вы сами всё это написали… Везите, если желаете, конечно, в Гидрографическое управление и объясняйте всё там… Да, и ещё раз: не советую вам рассчитывать на комитет. Денег у комитета нет.

Они утащили шкуры, секстан, хронограф… А нам оставили архив “Княгини Ольги”. На следующий день после посещения комитетчиков мы повезли архив в Петроград. Был уже август. Над Архангельском висело холщовое с прорехами небо, откуда проглядывала бледная голубизна. Пур-Наволок под грозными взглядами бронзового Петра щетинился мачтами. На улицах пахло рыбой и водорослями. С моря дул ветер и приносил влажную пыль, оседавшую на губах солью. Вот и мы были похожи на влажную солёную пыль, носимую неведомым ветром по всему свету.

На другой же день по прибытии в Петроград мы принесли наш архив в Главное гидрографическое управление. Выглядели мы, должно быть, нелепо и дико и напоминали каких-то ходоков, потому что первый же встретившийся нам офицер в белом кителе с золотыми погонами остановился и громко спросил:

– Это что ещё такое?.. Делегаты от самоедов?.. Что вам угодно, господа?..