Исход

Скворцов встал, торопливо оделся и подошел к двери, он не мог больше терпеть, ему нужно было увидеть ту, которая говорила с таким мягким распевным оканьем. «Э-э, ладно, — сказал он себе, чтобы успокоиться. — Ты уже год не знал женщины, вот тебе и вся причина. Это все проклятые нервы. Это потому, что ты знаешь только одно — убивать. Хватит, — приказал он себе. — Просто перед трудным делом ты трусишь.»

Ему хотелось выйти из каморки, ему хотелось увидеть эту девушку или женщину, даже лучше, если она окажется женщиной лет двадцати пяти, а может, он так ее и не увидит, и в нем останется жить лишь этот голос и будет прорываться иногда беспричинной тоской.

Он насторожился.

«Да, придется разбудить, — услышал он голос Матрены Семеновны. — Жалко. Сейчас я их разбужу, один-то совсем мальчишка, длинноногий, второй, как мой Сашка, лет под двадцать пять».

«Что еще за Сашка?» — подумал неприязненно Скворцов, отодвигаясь от двери; раздался осторожный стук, и дверь приоткрылась. От резкого луча дневного света Скворцов прикрыл глаза.

— Здравствуйте, живы-здоровы?

— Живы, спасибо. Душно тут, хоть задыхайся.

— Ну ладно, ничего, зато надежно, одевайтесь, вас тут один человек ждет, — щурилась Матрена Семеновна, стараясь разглядеть.

Скворцов, буркнув, что давно одет, вышел из каморки в освещенную и просторную комнату; за столом сидела девушка лет семнадцати с гладкими русыми волосами назад и высоким лбом; под его взглядом она опустила глаза и почему-то улыбнулась:

— Вы бы причесались.

— Хорошо, простите, — спохватился Скворцов, приглаживая голову ладонью. — Здравствуйте.

— Здравствуйте. Я — от Веретенникова, — добавила она, дождавшись, когда Матрена Семеновна понесла во двор ведро с мусором. — Он велел всем передать, что тот, кто нужен, есть в действительности. Что вы?

— Что я? — удивился Скворцов.

— Вы так смотрите…

— Ах да, простите.

— Так стыдно смотреть.

— Почему — стыдно? Я обычно на вас смотрю.

— Но мне неприятно. Какие-нибудь распоряжения еще будут?

— Нет, все пока идет по плану, — ответил он, почти физически страдая от того, что она сейчас уйдет и смотрит так враждебно, вернее, старается совсем не смотреть на него. Он подошел к столу, сел рядом, он должен взять себя в руки, минуту назад он был способен совершить любую глупость, мог, например, прийти к этой девушке домой и стучать в дверь на весь поселок.

— Ну, раз ничего больше не надо, я пойду, — сказала девушка, и он опять с усилием заставил держать свои руки на столе спокойно.

— Подождите, — сказал он. — Подождите. Как вас зовут? Мы должны познакомиться.

— Шура, Шура…

— А меня зовут Владимиром. Множество славянских князей носили это имя.

— Я знаю. Я пойду, мне, правда, нужно идти.

— Шура, приходите сегодня, я буду вас ждать.

— Будет задание?

— Нет, просто так. Мне хочется увидеть вас еще.

— Вы шутите.

— Нет, я не шучу.

— Господи, да вы ведь по делу здесь, что вы? Видели друг друга всего минуту… Нет, конечно, я не приду.

— Я буду вас ждать. Прямо с вечера.

— Ну и ждите. — Она совсем растерялась и все боялась поглядеть на Скворцова, она даже как следует не разглядела, какой он, она пришла по важному делу и помнила одно только дело, да и потом — что это такое? Только увидел, уже взять и прийти к нему, как это прийти?

— До свидания, — сказала она сухо, по-взрослому, и увидела, что он, он — не поверила она — идет к ней. Ей очень хотелось показать ему язык и хлопнуть дверью, но любопытство, что будет дальше, оказалось сильнее, и она, внутренне обмерев, напряженно глядела ему в лицо.

— Я буду ждать, это очень важно, — сказал он.

Он был выше чуть-чуть, ну на полголовы, не больше, и, не дождавшись, когда он приблизится к ней, Шура вышла, сильно хлопнув дверью, а Скворцов остался стоять; он сам не ожидал того, что произошло, и то, что он ей сказал, поддавшись минуте, бросило его в стыд. Это было смешно, непонятно, неправдоподобно; черт знает что, я скоро совсем одичаю, какой зверь во мне проснулся. Я ее напугал, она, конечно, не придет.

Он пошел и лег рядом с Юркой, который по-прежнему спал. «Нет, нет, — сказал он себе, — это противоестественно, она совсем девочка, какая тут любовь, ты просто голоден, ты не вправе вообще оставаться здесь. Так можно провалить все дело, ты — псих, больной дурак».