— Найдете сегодня грузчиков — завтра вокзал захватим. Повезете грузлов с других вокзалов — не пустим. Будем срывать работу, пока ваш сраный Союз нас слушать не начнет.
— Да! — подключился парень в бейсболке. — Ни хрена мы не пойдем! Мы, блин, умрем, с места не сдвинемся!
Мария достала пистолет и выстрелила в парня. Он дернулся, брызнув из головы кровью, и упал на спину, разбросав руки. Грузчики торопливо, по-бабьи, расступились от него, кто-то вскрикнул. Двое моровцев взяли парня за ноги и потащили к тележке носильщика. Труп оставлял за собой кровавый след, длинный и широкий. Кровь, смешиваясь с мокрой грязью на асфальте, становилась черной.
— Вернитесь к своим, скажите, что все нормально.
Уходя, грузчики не смотрели на тело. Кряжистый сделал шаг к тележке, к нелепо раскинувшему ноги парню в бейсболке.
— Эй, эй!.. — Мария подняла пистолет. — Отошел, быстро!
— Он вроде дышит.
— А тебе какое, на хер, дело? Доктор, что ли?
Кряжистый выпрямился и посмотрел на нее.
— Здесь нет доктора. На тысячу грузчиков — ни одного доктора.
— Пошел вон!
Тележку с трупом закатили в здание вокзала.
— Неплохо бы иметь доктора, — сказала Мария заму смотрящего, пока он расписывался в акте наряда. — Хотя бы для своих ребят. Передоз там, похмелье.
— Был тут один. Удрал.
— Найдите другого. Вставай, Стас, разыгрался…
Парень с тележки встал, потянулся, покрутил шеей и с улыбкой раскланялся. Моровцы не обратили внимания, а снежок дернулся. Стас пошел к нему, скосив глаза и выпятив вперед руки, как зомби.
— Есть у вас тут душ? — гаркнул на зама.
Вечером дали воду. Мария набрала ванну, бросив в нее сразу шесть ароматических шариков. Стас принес ей целый ящик. Шарики давали запах и примиряли с желтоватым цветом воды, которая теперь не бывала чистой.
Она легла в горячую, пряную воду. Пар осел на зеркалах и плитке. Выпила вина. Попыталась расслабиться.
Ей было плохо. Не сумев избавиться от детских идеалов, она ненавидела себя за то, что делала. И нарочно доводила себя до края, действовала жестче, чем требовалось, желая найти покой в еще большем, окончательном падении, но и это не работало. Становилось хуже. Ею руководили сволочи, дававшие ей сволочные задания, но она сволочью не была, и не могла стать, и это сводило ее с ума.
Приехал Стас. Она все еще сидела в ванне, доливая в нее горячей воды, а в бокал — вина. Слышала, как он открыл дверь, прошел в гостиную, полез в бар.
Она дала ему ключи от квартиры на пятый день знакомства. Не влюбилась. Устала.
Вышла из ванной, укутавшись в желтое махровое полотенце, и Стас сразу отставил бокал в сторону, обнял ее. От него пахло улицей и коньяком.
Он повел Марию в спальню, снял с нее полотенце, усадил на кровать, положил руки ей на колени, развел их в стороны, и какое-то время просто смотрел, но взгляд его был жаден, и Мария чувствовала его кожей, пошла мурашками. Он подтолкнул ее в грудь, чтобы легла на спину, и стал целовать — медленно, дразня, от колен вверх. Целуя, раздевался сам.
Она не была настроена на долгую прелюдию, по крайней мере в первый раз. Стас не успел снять трусы и носки, когда она потянула его за плечи, обняла и заправила в себя. Ее возбуждало, что он не успел принять душ и даже толком согреться — кожа его рук хранила уличную прохладу, от тела исходил легкий, едва ощутимый запах пота, а она была распарена и чиста.
Почувствовав, как Стас напрягся, Мария выскользнула из-под него, перекатила его на спину и помогла кончить рукой.
Они лежали, тяжело дыша и глядя в потолок. Она не кончила в этот раз, но ей было хорошо.
— Ты меня утром не похвалила. Как тебе мой номер?
— Плакала в душе.
— В книжке прочитал, «Секреты Голливуда». Где шея — крепишь пакет с кровью…
Она положила ладонь на его губы.
— Не хочу про кровь. И про работу не хочу.
Часть его семени попала ей на живот и теперь стягивала кожу, высыхая.
— Я в душ, восстанавливайся.
Может, полюбить его? — думала Мария, подставляя лицо струям. Он тоже меня полюбит, если я захочу, я умею управлять людьми. Я могла бы впустить Стаса в себя и сама войти в него, и мы бы проросли друг в друга. Но правильно ли это? Всю жизнь я избегала связываться надолго, уходила от серьезных отношений, боялась, они будут неидеальными, что толкает меня теперь? Дурное время, одиночество? Потребность любить, пусть даже не единственного, а того, кто не противен?
Я хочу уйти, поняла Мария. И не нахожу в себе сил. Вдвоем легче. Скажу ему, решила она и потянулась к вентилю крана.
Занавеска душа со звоном отошла вбок, и Мария не успела повернуть головы, как Стас набросил ей на шею удавку из струны, и, резко перекрутив, затянул.
Марию спасла его неопытность. Догадайся он заточить струну или вложить в первый рывок больше силы, она была бы уже мертва. Но Стас промедлил, и она успела защитить шею ладонью, из которой сейчас струилась по локтю теплая кровь. Капая на белый фаянс ванны, капли тут же размывались струями душа, и в сток уходила розовая вода.