Исход

Профессору Иоганну Клементу было над чем поразмышлять. В дни повального безумия нужна ясная голова. Клемент был убежден, что течение событий в человеческом обществе подчиняется таким же непреложным законам, как приливы и отливы. Бывают приливы страстей и ненависти, даже полнейшего безумия. Но, достигнув высшей точки, они низвергаются вниз, обращаясь в ничто. В этом беспокойном океане барахтается все человечество за исключением небольшой горстки людей, обитающих на таком высоком острове, что о него разбиваются все приливы и отливы истории. Университет, рассуждал Иоганн Клемент, — как раз такой священный остров.

В средние века тоже был прилив ненависти, крестоносцы поголовно истребляли евреев. Однако время, когда на евреев возлагали вину за великую чуму или отравление христианских колодцев, прошло. В эпоху Просвещения, после французской революции, христиане сами разрушили стены гетто. В это новое время евреи и величие Германии неразрывно связаны между собой. Евреи подчинили собственные интересы высшим интересам человечества и ассимилировались в обществе. И каких великих людей дали миру! Гейне, Ротшильд, Маркс, Мендельсон, Фрейд. Этот список можно продолжать без конца. Как и Иоганн Клемент, они прежде всего и больше всего были немцами.

Антисемитизм так же стар, как человечество, рассуждал Иоганн Клемент. Он есть часть бытия, чуть ли не естественный закон. Менялись только его степень и разновидности. Конечно, лично ему жилось гораздо лучше, чем евреям в Восточной Европе или в полуварварской Африке. Остроконечные шапки, франкфуртский погром — это далекое прошлое.

Пусть Германию захлестывает новая волна антисемитизма, он и не подумает бежать. И конечно же, не перестанет верить, что немецкий народ, с его великим культурным прошлым, рано или поздно покончит с преступными элементами, временно захватившими власть.

На глазах Иоганна Клемента катастрофа следовала за катастрофой. Сначала чудовищные слухи, потом намеки и обвинения в печати, затем бойкот и откровенные издевательства — избиения, выдергивание бород, ночной террор штурмовиков в коричневых рубашках, наконец, концентрационные лагеря.

Гестапо, СС, СД… Каждая немецкая семья оказалась под неусыпным взором нацистов, тиски сжимались все сильнее и сильнее, пока не был задушен последний хрип сопротивления.

Тем не менее профессор Иоганн Клемент, как и большинство евреев в Германии, продолжал верить, что лично ему ничего не угрожает. В этом университете преподавал еще его дед. Это был его, Иоганна Клемента, остров, его святая святых. Он полностью считал себя немцем.

Ей никогда не забыть того воскресенья. Все собрались у бабушки в Бонне. Даже дядя Инго из самого Берлина. Детей отправили играть во дворе, и дверь гостиной закрыли.

На обратном пути в Кельн ни мама, ни папа не сказали ни единого слова. Взрослые иногда ведут себя как дети. Не успели вернуться домой, как ее и Ганса тут же уложили спать Тайные разговоры родителей происходили все чаще, и, если постоять у дверей, чуточку ее приоткрыв, можно было все расслышать. Мама была ужасно расстроена, но папа спокоен, как всегда.

— Иоганн, милый, нам нужно подумать об отъезде. На этот раз беду не пронесет. Дошло до того, что я просто боюсь выйти на улицу с детьми.

— Это ты, наверное, из-за беременности сгущаешь краски.

— Вот уже пять лет ты уверяешь, что все образуется. А становится все хуже и хуже.

— Пока мы живем на территории университета, мы в безопасности.

— Ради Бога, Иоганн! Перестань тешить себя иллюзиями. У нас не осталось ни одного друга. Студенты к нам больше не заходят. Знакомые слово боятся сказать.

Иоганн закурил трубку и вздохнул. Мириам устроилась у его ног, положила голову ему на колени. Он погладил ее волосы. Рядом у камина потягивался и зевал Максимилиан.

— Я стараюсь быть такой же храброй и рассудительной, как ты, — сказала Мириам.

— Мой отец и дед преподавали здесь. Я родился в этом доме. Вся моя жизнь, все, к чему я стремился, все, что я любил, — в этом доме. Мое единственное желание, чтобы Ганс все это любил так же, как я. Иногда я задаю себе вопрос: честно ли я поступаю по отношению к тебе и к детям, но что-то не дает мне бежать. Потерпи еще немножко, Мириам, это пройдет… пройдет…

19 ноября 1938

Сожжено 200 синагог, разрушено 200 еврейских домов, разграблено 8000 еврейских магазинов, убито 50 евреев, искалечено 3000 евреев, арестовано 20 000 евреев.

С этого дня ни один еврей не имеет права состоять в каком бы то ни было союзе или объединении.

С этого дня ни один еврейский ребенок не имеет права посещать государственную школу.

С этого дня ни один еврейский ребенок не имеет права входить в общественный парк или на детскую площадку.

Евреи Германии облагаются особой денежной повинностью в сумме полтораста миллионов марок.

С этого дня все евреи обязаны носить желтую повязку с шестиконечной звездой.