Исход чумы

Пир… другое слово и подобрать было сложно. Это и в самом деле был пир. Петр Алексеевич распорядился накрыть актовый зал, выставить на столы все самые дорогие деликатесы. Не поскупились. Накрыли так, что пришедшие гости невольно принялись глотать слюну. От сокращения и урезания рациона все долго ворчали, но все же в итоге свыклись, а тут вдруг ломящиеся от еды столы…

Люди ходили вокруг, не зная, как поступить. Можно ли есть? Или будет какая-то отмашка? Или это какая-то уловка?

Когда же первые робкие попытки некоторых стащить со стола креветку или бутерброд с икрой увенчались успехом и никто не стал палить из автоматов или кричать, народ повалил набивать рты.

Грянула музыка. Это был не живой оркестр, его вполне сносно заменила мощная аудиосистема кинотеатра. Грохотало так, что тряслись внутренности. Но народ не обращал внимания на музыку. Толпа жрала. Так даже лучше – не слышно было поросячьего чавканья, икоты и отрыжек.

Своркин, растерянный, не могущий понять, кто есть кто под маской, смотрел на обезумевших и молчал. И ведь верно придумано – отметил он про себя. Даже непонятно, где сам Петр Алексеевич. Сейчас напьются многие, языки живо развяжутся. И тогда может случиться такое, что в планы не входило.

Например, не все разделяли взгляды Своркина. Он говорил с людьми, пытался убедить их в том, что Петр Алексеевич просто использует их, и порой получал отпор. Многие еще продолжали верить, что неприятности временные, все наладится, найдут наконец антидот, вколют всем и отпустят в новый мир делить наделы и земли. Наивные.

А что, если сейчас кто-то проболтается об этом? Что, если кто-нибудь расскажет про Своркина, про то, что он задавал неудобные вопросы. Говорил крамольные вещи про хозяина. Тогда-то у Петра Алексеевича все и встанет в голове, сложатся все пазлы.

Своркин отер взмокшую шею.

Надо быть осторожным. Предельно осторожным. План готов. Верные люди проинструктированы. Но все может пойти не так. Одна ошибка, и…

Своркин тряхнул головой. Нет, об ошибках думать сейчас не хотелось. Уж лучше смотреть на людей, пытаясь определить шефа. Вон тот? По росту вроде подходит. В маске рыжей обезьяны. Возможно. Хотя и вон тот тоже похож. И тоже о чем-то шепчется то с одним, то с другим.

Стало еще тревожней.

Чтобы не выдавать нервозность, Своркин принялся расхаживать по залу, одновременно пытаясь угадать, кто есть кто. Не получалось. Он подходил к одному, будучи уверенным, что это его знакомый, хлопал его по плечу и восклицал «Семен Константинович!» или «Адольф Карлович!» и неизменно получал в ответ «Вы обознались». Казалось, вокруг вообще нет никого из знакомых, все это словно были новые люди. Это еще больше заставляло нервничать.

Музыка тем временем стала еще более громкой, быстрой, и стало сложно услышать даже собственные мысли. Оголодавший народ продолжал есть, и в нескольких местах даже возникала давка, каждый хотел урвать себе лакомый кусок.

Давка быстро переросла в драку. Но драку не стали разнимать ни гости, ни солдаты. Задиры сами вскоре успокоились – поняли, что, пока они машут кулаками, там едят без них.

Словно по чьей-то невидимой команде в зал внесли очередную порцию еды. На этот раз изысканности в блюдах не было. Никаких крохотных бутербродов размером с наперсток или диковинных закусок. Огромные емкости с жареными свиньями. Не с молочными поросятами с яблочком во рту, как на картинках. А именно свиньями, огромными, весом под центнер. Некоторых несли на блюдах, некоторых – на больничных носилках, словно раненых или убитых. Зажаренные до румяной корочки, они исходили соком, который тек прямо на пол.

И когда только успели их приготовить?

Свиньи привлекли внимание всех. Драки и склоки быстро затихли, все взирали только на мясо. Такой роскоши присутствовавшие давно не видели.

Сорвался первый из гостей, побежал к разносчикам, ухватил окорок, оторвал еще горячий кусок и принялся жадно жевать, подняв маску вверх, так, чтобы был свободен только рот.

Остальные присутствовавшие тоже рванули, своим напором сбили с ног официантов. Поросята полетели на пол, но это никого не смутило. Толпа попадала на колени и принялась есть с пола, жадно, с чавканьем, разрывая мясо на куски. На какое-то мгновение Своркину даже показалось, что люди на полу тоже превратились в свиней и жрут себе подобных.

Высоко над головой раздался раскатистый смех. Своркин поднял взгляд и увидел одиноко стоящую фигуру на балконе. Это был Петр Алексеевич, без сомнения, и даже маска волка не могла скрыть его. С плеч шефа стекал черный бархатный плащ, на руках были черные перчатки. Костюм Петр Алексеевич подобрал под стать своей сути.

«Пора», – вдруг понял Своркин.

Медлить было нельзя. Сейчас.

Достав из кармана красный платок, он подал знак.

Рубикон был пройден.

Первый удар – самый важный. Своркин это знал. И потому продумал этот шаг до мелочей. Правда, совсем в других обстоятельствах, но теперь выбирать не приходилось.