Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

В эти же дни произошел случай, который произвел очень сильное впечатление на всю нашу семью. Как-то около полуночи на улице послышались какие-то крики и топот бегущих людей. В те дни электростанция не работала, на улице было темно, как бывает темно на юге зимой в беззвездную ночь. Окна у нас были закрыты ставнями, и мы боялись их открывать, так как жили в первом этаже. Под нашими окнами была лестница с улицы в подвал, где тоже кто-то жил. Крики на улице приближались, они слышались сверху от чека; наконец раздались несколько револьверных выстрелов. Мы услышали, как с нашими окнами поравнялся бегущий человек, как он вдруг остановился, видимо осматриваясь, а затем не сбежал, а скорее съехал по лестнице в подвал и… растворился в темноте. Мы сквозь окно слышали его прерывистое и частое дыхание. Через минуту преследовавшие, их было человека три или четыре, тоже поравнялись с нашим домом, они тяжело бежали, сильно топая ногами, и поэтому не смогли услышать дыхания беглеца, которое мы слышали даже сквозь стену. Снова стреляли и хриплый голос прокричал: «Стой, туды-перетуды!..» Не обратив внимания на подвальную лестницу, они пробежали дальше, а беглец через несколько минут, отдышавшись, на цыпочках поднялся по лестнице и куда-то скрылся. Кто это был — один ли из-за проволочной изгороди или просто шпана, напоровшийся на патруль, мы так и не узнали, но в ту ночь в нашей квартире уже никто не мог заснуть.

* * *

Как-то возвращаясь из гимназии домой, я на улице увидел возбужденную группу людей, в основном мужчин, вооруженных ломами, кирками и канатами. Они шли по середине улицы, громко разговаривая и напевая сугубо р-р-революционные песни. Выяснилось, что народ идет разрушать памятники «империалистической бойни», воздвигнутые царским правительством на Историческом бульваре, — Панораму обороны Севастополя 1854–1855 годов и укрепления 4-го бастиона. Я сбегал домой, бросил книжки и помчался вслед за антиимпериалистами, нагнал их у входа на Исторический бульвар и дальше уже двигался, что называется, «нога в ногу с массами».

Первая остановка произошла у памятника Тотлебену, творцу всех инженерных сооружений во время первой обороны Севастополя. Ему забросили на шею петлю, попробовали раскачать, но проклятый «милитарист», был крепко закреплен и не подавался усилиям народа. Так как никто не хотел задерживаться, то его оставили в покое и, послав в адрес графа два-три крепких выражения, двинулись дальше. Здание панорамы оказалось закрытым, а на стук в массивные дубовые двери никто не вышел. Толпа после продолжительной ходьбы и неудачи с Тотлебеном начала остывать. Ломать двери, как кто-то было предложил, не решились. Но что-то надо было сделать, и тут отыскался подходящий объект.

По всему фасаду круглого здания панорамы были ниши, в каждой из них стоял бюст кого-либо из защитников Севастополя (Корнилова, Нахимова, Истомина, Хрулева и др.), прославившихся во время его обороны. Забросили петлю на один из злосчастных бюстов, и он легко упал вниз, разбившись на мелкие части. Это очень понравилось, и через какие-нибудь полчаса ни одного бюста в нишах не осталось. Разбив последний бюст, пацифисты с песнями разошлись по домам. Я тоже вернулся домой, но со страшной тяжестью на сердце.

Примерно такой же участи, правда несколько позже, подвергся памятник Нахимову у Графской пристани. Поставленный против здания Морского собрания на площади своего имени памятник Нахимову мозолил глаза ликующим строителям новой жизни каждый праздничный день. Все парады и манифестации проходили у его подножия, и Павел Степанович был как бы «принимающим парад». А отцы города, размещавшиеся либо на трибуне у гостиницы Киста, либо на балконе Морского собрания, оказывались как бы ни при чем. Чтобы избавиться от этого ощущения, его обшивали досками, сооружая нечто вроде маяка с прожекторами в верхней части (нужно напомнить, что местная газета называлась «Маяк Коммуны»). Бедный адмирал смотрел сквозь щели обшивки. Наконец, к концу 20-х годов памятник так намозолил глаза севастопольскому начальству, что его сняли. Севастополь лишился одной из главных своих достопримечательностей. Это был памятник работы Бильдерлинга, обладавший и портретным сходством, и каким-то домашним севастопольским духом.

Нахимов был изображен сутуловатым, в своей «нахимовской» фуражке с большим козырьком и поднятым сзади шлыком. Он строго смотрел на Графскую пристань и большой рейд; на боку у него висела кривая сабля плененного при Синопе Османа-паши. Снятый памятник некоторое время стоял во дворе Музея обороны Севастополя, затем его разобрали, и следы его пропали, по-видимому, отправили на переплавку. После 1945 года в общественное мнение усиленно внедряли мысль, что памятник был уничтожен немцами во время оккупации уже в последнюю войну. Но в моем архиве хранится серия фотографий, иллюстрирующих, как снимали статую с постамента, как везли на арбе во двор музея, как потом разбирали… Гражданская война продолжалась — даже с памятниками.