Исход (СИ)

Торможу, потому что мы на месте. Вот здесь подходящее место. Женщины удивлённо смотрят на меня, потому что я стал на косогоре, освободив саму дорогу. Вылезаю, потягиваюсь. Просто чудное место.

— Чего смотрите? Можно немного размяться. Пока наши не пройдут.

Облюбованное местечко метрах в пяти за фургоном. Открываю дверь — на меня удивлённо уставляются восемь тощеньких лиц. Обтянутые восковой кожей лица. Ну, вчера то почти все без сознания были. Потом мельтешение тех, кто их обхаживал. Дальше солдаты на носилках тащили и в фургоне за установленные брезентовые ремни подвешивали.

— Здравствуйте, девушки!

— Здравствуйте и вам, господин…

Нестройно бормочут они. Правда, тихо. Сил то практически нет. Но выглядят куда лучше чем вчера.

— Как себя чувствуете?

— Спасибо, господин, намного лучше.

Из темноты позади салона появляется средних лет женщина, подозрительно смотрит на меня:

— Господин?

— Везу я вас. Извозчик.

Её широкое лицо как бы расправляется.

— А, понятно. Чего стали то, господин возчик?

— Отдохнуть надо, да обоз подождать.

Она высовывается в распахнутую настежь дверь, оглядывает залитые солнцем холмы, уходящие к верху.

— А долго стоять будем?

— Не знаю. Может час, может — два. Как там успеют.

Опять нахмуривается:

— Был бы кто — помог бы девиц с лежанок, да носилок снять. На солнышко вынести. Им бы сейчас так полегчало.

Улыбаюсь:

— Можно проще сделать. Крышу поднять.

Она недоверчиво смотрит на меня:

— Энто как?

— Просто. Сейчас и сделаем.

Лезу наверх, отщёлкиваю зажимы. Всё-таки китайцы мастера неплохие. Затем толкаю плсокую крышу вверх, и пневматические домкраты легко откидывают пластмассу на манер капота старого автомобиля. Яркий свет заливает внутренности. Девушки радуются, на их лицах появляются улыбки. Ко мне подходит Хьяма, заглядывает через плечо в салон и ахает, прикрывая рот ладонью. Молчит, потом тянет меня за рукав:

— Эрц… Папа… Это кто их так?! Звери…

— Мы их в лагере нашли. Из ямы вытащили. Это сегодня они ещё ожили. Видела бы ты их вчера…

Плотно сжимаю губы, превращая их тонкие ниточки, вспоминая худые тела, блестящие желтизной в прорехах одежды, страшную вонь от свиного дерьма, которое просачивалось в яму, безвольно обвисшие руки, когда солдаты, с трудом сдерживая рвоту, передавали их на руках наружу — самостоятельно двигаться из спасённых не мог никто…

— Я понимаю убить… Но вот так…

Слегка привлекаю её к себе, глажу ласково по голове:

— Не плачь, дочка. В Нуварре такого точно нет.

Внезапно раздаётся сердитый голос женщины, ухаживающей за спасёнными:

— Постыдился бы, господин! Свою коровищу ласкает у всех на глазах, да ещё дочкой кличет, разврат прикрывает! Какая он тебе дочка?! Полюбовница, небось!

— Сноха она мне. Сноха. Потому и дочь.

— Какая сноха?! Тебе, небось, три десятка едва минуло!

Ухмыляюсь, потому что девчонки, лежащие в фургоне, явно заинтересовались назревающим скандалом, и я вижу их злые лица. Хьяма, заливаясь слезами, освобождается и уходит к машине.

— А полста с пятёриком не хочешь, тётенька? Я из Нуварры. И у нас там по двести лет живут. А то и больше!

— Ну… Ну… Нуварра?!

— Да. Я не из Русии. Их Нуварры.

— Господин эрц?

В нашу беседу вклинивается голос одной из девчушек. Она приподнимается на локте, с трудом. Но уже самостоятельно.

— Да?

— Я — Мирия Сароха, ваша светлость. Дочь Калеба Сароха…

…Калеб Сарох… Это же тот химик, которого я безуспешно пытался сагитировать уехать к нам, когда всё ещё только готовилось заговорщиками… Человек, создавший местную периодическую систему. Гений химии, великий теоретик и практик одновременно. И я вспоминаю тут юную, стройную девушку, которую учёный, толстенький кругленький весёлый человек ласково называл своим светилом…

— Вы?!

— Я вас вспомнила… Вы приходили к нам перед самым… Концом… Ещё приносила вам накву…

— Я тебя тоже вспомнил, девочка. Только не узнал… А где твой папа.

Внезапно она падает на подушку, её плечи вздрагивают. Потом задушенно вскрикивает:

— Его убили эти твари!

Женщина торопливо наливает воду их жестяного кувшина в стакан, поднимает Мирию, подносит стакан к дрожащим губам. Слышу, как в полной тишине стучат зубы по стеклу. Что я могу сделать в такой ситуации? Ничего…

— Па… Папа потом жалел, что не согласился… А потом… Потом нас арестовали… И увезли сюда…

— Я всё знаю, девочка. Всё. Не рви себе душу. Постарайся забыть. Приедем на место, вас отправят в Нуварру. Там тебя вылечат. Очень быстро. Захочешь — станешь учиться, будешь врачом или учёным. У нас это можно. Нет разницы, мужчина ты, женщина. Аристократ или простой человек. А пожелаешь — пойдёшь в армию. Станешь воином и отомстишь. За всё. Обещаю. А слово эрца Нуварры — крепче камня. Ты это знаешь.

Она кивает, уже немного успокоившись. Резко разворачиваюсь, услышав топот копыт. Наши. Передовой дозор. От него отделяется солдат. Нет, унтер офицер.

— Что-то сломалось, ваша светлость?

Его голос озабочен.

— Нет, служивый. Спасибо за заботу. Наших ждём, да девочкам передохнуть надо, воздухом подышать.