Исход (Том 2)

Следовать за чьей-то звездой — значит признавать власть некой большей Силы, некоего Провидения; и все же — почему сам акт следования обязательно является проявлением еще большей Силы? Ваш БОГ, ваш ДЬЯВОЛ обладает ключом к маяку; я слишком долго и упорно боролся с этим в последние два месяца: но каждому из нас он дает возможность самостоятельного ВЫБОРА КУРСА.

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР

— Ты поняла? — спросил Ларри Франни медленно покачала головой:

— Думаю, это способ Гарольда сказать, что следование может быть столь же почетным, сколь и лидерство.

Но в качестве лозунга вряд ли он намеревался сказать: «Не терять, не желать».

Ларри продолжал перелистывать страницы, наткнувшись еще на пять или шесть взятых в рамку утверждений.

— Ух ты! — воскликнул Ларри. — Посмотри-ка на это, Франни!

Считается, что двумя величайшими грехами человечества являются гордыня и ненависть. Разве? Мой выбор — считать их двумя величайшими добродетелями. Смирить гордыню и унять ненависть означает стремление измениться к лучшему для мира. Но следовать им, быть движимым ими более благородно, ибо это означает, что мир должен измениться к лучшему для тебя. Я сделал великое открытие.

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР.

— Это порождение крайне взбудораженного ума, — заметила Франни. Внезапно ей стало холодно.

— Именно такие мысли и приводят нас к неприятностям, — согласился Ларри. Он быстро пролистал страницы к самому началу. — Теряем время. Посмотрим, что мы можем почерпнуть из этого.

Никто из них двоих не знал, что именно они ожидают найти. Они прочитали только взятые в рамку девизы и случайные фразы, записанные в витиеватом стиле Гарольда (казалось, что сложноподчиненные предложения были специально изобретены для него), ничего особенного не сообщившие им.

Но то, что они увидели в начале дневника, было полной неожиданностью. Запись начиналась с первой лицевой страницы. Она была аккуратно помечена цифрой 1, обведенной кружком. Это была единственная во всем дневнике отметина, кроме рамок девизов. Они прочитали первое предложение, держа дневник так, как двое учеников держат нотную тетрадь на уроке хорового пения, и Франни сдавленно вскрикнула, прижимая руку к губам.

— Фран, нам придется забрать эту штуку с собой, — сказал Ларри.

— Да…

— И показать ее Стью. Не знаю, прав ли Лео насчет того, что они на стороне темного человека, но, по крайней мере, Гарольд очень опасен. Ты же сама понимаешь.

— Да, — снова повторила Франни. Ей стало дурно. Вот так заканчиваются дневниковые дела. Казалось, она знала это, знала все с того самого момента, когда увидела смазанный отпечаток большого пальца, и она продолжала уговаривать себя не падать в обморок, только не это.

— Фран? Франни? Тебе плохо? — Голос Ларри. Издалека.

Два первых предложения из дневника Гарольда:

«Самым великим удовольствием в это великолепное постапокалиптическое лето стало бы для меня убийство мистера Стюарта-Кобеля-Редмена. И возможно, я убью также и ее».

— Ральф? Ральф Брентнер, ты дома? Ку-ку, есть кто-нибудь?

Надин с хозяйственной сумкой в руках стояла на крыльце, заглядывая в дом. Во дворе не было мотоциклов, только пара стоящих рядом велосипедов. Ральф услышал бы ее, но нужно было подумать и о немом. Глухонемом. Можно кричать до посинения, но он не ответит, и все же он может находиться рядом.

Надин подергала дверь, та оказалась открытой. Она вошла в небольшую прихожую, прочь от мелкого сеющего дождика. Четыре ступеньки вели в кухню, и целый пролет уходил вниз, в цокольный этаж, где, как сказал Гарольд, обосновался Андрос. Придав лицу самое доброжелательное выражение, Надин спустилась вниз, придумывая оправдание своему визиту, если Ник окажется там.

«Я вошла сразу, потому что знала — ты не услышишь мой стук. Хотела узнать, будет ли вторая смена, ведь нужно починить эти два перегоревших мотора. Брэд говорил тебе что-нибудь по этому поводу?»