Он исписал уже половину страницы, посмотрел на написанное, затем на вывернутую и сломанную ногу. Сломанную? Сказано слишком мягко. Нога была раздроблена. Он уже пять дней сидел в тени этой скалы. У него заканчивалась еда. Он умер бы день или два назад, если бы не ливень. Нога гнила. От нее исходил запах гноя, плоть прилипла к ткани брюк, пропитав ее и превратив в корку.
Надин давно ушла.
Гарольд взял ружье, лежавшее рядом с ним, проверил магазин. Только за этот день он осматривал его уже сотни раз. Во время дождя он старался сохранить оружие сухим. Осталось три заряда. Он дважды выстрелил в Надин, когда та смотрела на него и говорила, что уезжает без него.
Они проезжали крутой поворот дороги, Надин по внутренней стороне, Гарольд — по внешней. Они находились в семидесяти милях от границы штата Юта. Их путь пролегал по склону горы. На внешней стороне поворота было масляное пятно, и с тех пор Гарольд тысячу раз проклял это масляное пятно. Не к добру все казалось
Его мотоцикл скользнул за бордюр, и Гарольд полетел следом. Правую ногу пронзила невыносимая боль. Он услышал треск, когда она сломалась. И закричал. А затем вокруг него были только горные разломы, скалы, уходящие глубоко вниз, и где-то там, в расщелине, журчание ручья. Гарольд ударится оземь, подскочил высоко в воздух, снова закричал, еще раз приземлился на правую ногу, услышал, как та сломалась еще в каком-то месте, опять подскочил, упал, покатился и неожиданно зацепился на ствол высохшего дерева, сломанного бурей. Если бы этого не произошло, он свалился бы в самый низ ущелья, в бурлящую воду, и тогда бы горная форель лакомилась им, а не птицы.
Гарольд записал в дневнике, по-прежнему удивляясь своим детским каракулям:
— Надин! — крикнул он хриплым голосом. — Веревку! Она в багажнике!
Но женщина только смотрела на него вниз. Он подумал было, что она не услышала его, и собрался повторить просьбу, когда увидел, как ее голова двигается налево, направо, слова налево. Очень медленно. Она качала головой.
—
Надин не ответила. Она смотрела на него сверху вниз, уже не качая головой. У Гарольда возникло чувство, что он находится в глубокой яме, а она смотрит на него через край.
—
Снова это медленное покачивание головой, такое же ужасное, как крышка гроба, медленно опускающаяся на человека, который еще не умер, но находится в состоянии каталепсии.
— НАДИН! РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!
Наконец до него донесся ее голос, тихий, но вполне различимый в величественной тишине гор:
— Все это было организовано, Гарольд. Мне нужно ехать. Извини, мне очень жаль.
Но Надин не сделала ни единого движения; она стояла у бордюра, глядя на него, лежащего в двухстах футах внизу. А мухи уже принялись за свою работу, деловито копошась в каплях его крови на камнях, о которые он ударялся, оставляя на них куски своей плоти.
Гарольд стал карабкаться вверх, волоча раздробленную ногу. Поначалу не было ненависти, желания всадить в нее пулю. Ему казалось жизненно важным подобраться поближе, чтобы увидеть выражение ее лица.
Был час пополудни. Стояла жара. Пот стекал с его лица, капая на острые выступы скал, по которым он карабкался вверх. Он подтягивался вверх на руках и отталкивался левой ногой, как раненое насекомое. Горячее дыхание вырывалось из его груди. Гарольд не имел представления, сколько времени продолжался его подъем; пару раз он сильно зацепился поврежденной ногой за выступ скалы, взрыв боли был настолько велик, что он потерял сознание. Несколько раз он соскальзывал назад, постанывая от беспомощности.
Наконец, он понял, что не может двигаться дальше. Тени удлинялись. Прошло часа три. Он не мог вспомнить, когда в последний раз смотрел вверх на дорогу, — скорее всего, больше часа назад. Возможно, Надин уже давным-давно ушла. Но она по-прежнему была здесь, и хотя он сумел подняться только метров на двадцать пять, выражение ее лица было дьявольски четким. Оно выражало скорбь и печаль, но глаза ее были пустыми и отстраненными. Ее глаза были
Именно тогда Гарольд возненавидел ее и ощупал кобуру. «Кольт» был на месте. Он взвел курок, прикрывая оружие телом, чтобы она не заметила.
— Надин…