Исход (Том 2)

«Любишь отдавать приказы, да, задница? У меня, может быть, кое-что приготовлено для тебя. Да, может быть».

— Гарольд, ты слышишь?

— Да, извини, Стью, я замечтался. Я смогу подъехать минут через пятнадцать.

— Ты слышишь это, Ральф? — закричал Стью, и Гарольд неприязненно поморщился. Он снова выставил средний палец, предназначая тот же жест Стью, и при это ухмыльнулся. «А это ты видел, хрен с Дикого Запада?»

— Вас понял, вы будете в Чатакуа-парке. — Голос Ральфа еле пробивался сквозь сплошные помехи. — Я еду туда. Конец связи.

— Я тоже еду туда, — сказал Гарольд. — Конец связи.

Сложив антенну, выключив рацию и снова повесив ее на руль, он застыл в седле «хонды», не нажимая на стартер. Он был одет в армейскую утепленную куртку, очень удобную для поездки на высоте более шести тысяч футов даже в августе. Но куртка служила и для другой цели. В ней было тожество карманов на молниях, и в одном из них лежал револьвер «Смит-Вессон» 38-го калибра. С полным барабаном он был весомо тяжел, будто осознавал, какие серьезные задачи стоят перед ним: смерть, уничтожение, убийство.

Сегодня вечером? Почему бы и нет?

Гарольд предпринял эту экспедицию с расчетом, что ему удастся оказаться со Стью один на один. Похоже, что не пройдет и пятнадцати минут, как такой случай представится ему в Чатакуа-парке. Но эта поездка служила также еще одной цели.

Он вовсе не собирался проделывать весь путь до Нидерленда — жалкого городишки в горах немного выше Боулдера, который и славен-то был только тем, что там якобы однажды останавливалась Пэтти Херст во время своего бегства. Мотоцикл ровно гудел, ветер обжигал лицо, словно затупившаяся бритва, и по мере того, как Гарольд поднимался все выше и выше в горы, что-то изменилось.

Если положить магнит на один конец стола, а кусок металла на другой, то ничего не произойдет. Но если двигать металл к магниту, постепенно сокращая расстояние (Гарольд на мгновение задержал этот образ в своем воображении, смакуя его и напоминая себе не забыть запечатлеть это в дневнике по возвращении домой сегодня вечером), то в один прекрасный момент получится так, что металл продвинется дальше, чем следовало бы ожидать исходя из силы толчка. Кусок металла остановится, но с такой видимой неохотой, словно он ожил, и частью его живой энергии является полное негодование физического закона инерции. Еще один или два легких толчка, и вы уже почти — а возможно, и на самом деле — видите, как кусок металла подрагивает на столе и слегка вибрирует, словно в быстром танце, наподобие тех мексиканских прыгающих шариков на резинке, и внутри каждого из этих маленьких деревянных шариков самый настоящий живой червячок. Еще один толчок, и равновесие между силой трения/инерции и притяжением магнита нарушается в пользу последнего. Кусок металла, ожив окончательно, теперь двигается сам по себе все быстрее и быстрее, пока в конце концов не подлетит к магниту и прочно пристанет к нему.

Ужасный, увлекательнейший процесс.

Когда в этом июне наступил конец света, сила магнетизма была еще непонятной, хотя Гарольд и думал (его разум никогда не отличался рационально-разумной направленностью) о том, что физики, занятые изучением подобных вещей, считали, что магнетизм неразрывно связан с явлением притяжения и что притяжение есть краеугольный камень Вселенной.

По пути к Нидерленду, продвигаясь все выше на запад, ощущая, как становится все прохладнее, и, наблюдая, как вокруг еще более высоких вершин за Нидерлендом медленно собираются тучи, Гарольд почувствовал, как точно такой же процесс начинается в нем. Он был близок к моменту равновесия… еще совсем немного, и он достигнет момента смещения. Он был куском металла, находившимся именно на том расстоянии, когда малейший толчок отправляет его дальше, чем это сделала бы приложенная сила в нормальных условиях. Он уже ощущал в себе это подрагивание.

Никогда в своей жизни он не был настолько близок к святому опыту. Молодые не верят в святых, потому что поверить в них означало бы признать неминуемую смерть всех эмпирических объектов. Старуха была чем-то вроде медиума, думал он, а также Флегг, этот темный человек. Они были человеческими радиостанциями, и не более того. Их же настоящая сила заключена в тех обществах, которые объединяются вокруг их сигналов, столь отличных друг от друга.