ИСККОН в семидесятые

– гуна благости.

Похоже, что я не могу подняться.

Я увяз, но не прилагаю серьезных усилий.

Как бы там ни было, теперь мне надо заново начать повторять

джапу очень отчетливо, как сегодня, 29 сентября.

Это должно помочь.

Жизнь проходит, а я все еще на низшем уровне преданного

служения. Предполагается, что я должен подавать

пример. У меня нет устремленности (нет осознания) к Кришне как к прекраснейшему Господу, однако теперь я направляюсь проповедовать в колледжи Вермонта. Моя проповедь – это сражение. Это знание позволяет мне сражаться.

Я уверен в Кришне и Шриле Прабхупаде, однако у меня мало осознания. Даже глупец может передать послание

Кришны, если искренне старается и не отклоняется в сторону. Мне надо читать стихотворение Бхактивиноды Тхакуры: «Я погряз в услаждении чувств, о Гопинатха!»

Желание выгод, известности и стремление выделиться

– утонченное услаждение чувств. Я этого хочу. Тем не менее, мне предоставлена возможность служить и знакомить

с этой философией. Если бы я был чист, проповедь была бы намного более эффективной, Кришна уполномочил

бы меня. Так Господь Чайтанья, действуя как санньяси,

превратил множество людей в бхактов Кришны.

Плимут (штат Нью-Хемпшир)

Профессор Хайт, пригласивший нас тридцатого сентября,

предоставил нам помещение, в котором мы могли остановиться, и мы говорили с ним о философии. Он занимается

«трансцендентальной медитацией», но, вроде

161

бы, желал услышать о сознании Кришны. На следующий день мы провели три занятия, каждое продолжительностью

час с четвертью. На всех занятиях присутствовала жена профессора, и он сам записывал наше выступление на магнитофон. В промежутках между занятиями мы беседовали.

Наши взгляды не совпадали, потому что он думал,

будто Абсолют имперсонален, и что «трансцендентальная

медитация» поднимает его над «сознательным». Я указал на свидетельства шастр

о том, что его медитация

непрактична и что личностное осознание выше. Профессор не соглашался, но оставался восприимчивым, отстаивая свои ценности. Он продолжал говорить: «Это интересно», и мы чувствовали, что продвигаемся с ним вперед. Мы искренне проповедовали ему, стараясь объяснить

«Бхагавад-гиту» и бхакти, надеясь спасти его от имперсонального

затруднительного положения.

После последнего занятия профессор сказал, что хотел

бы еще немного поговорить, но что вначале им с женой

надо помедитировать. Мы ушли и, ожидая, повторяли мантру. Через полчаса мы опять пошли к офису профессора.

Они с женой сидели на передних сиденьях своего «Фольксвагена», обратив вперед свои самодовольные лица. Я предположил, что они занимаются своей медитацией,

поэтому мы пошли к нашему автомобилю и подождали

там. Потом, когда они, вроде бы, закончили, я подошел

к ним и сказал, что через четверть часа нам надо уезжать на следующую лекцию. Было видно, что на профессора

повлияла его медитация, но я не хотел обсуждать ее. Я чувствовал, что в тот день мы не могли сказать ему больше.

Профессор опять начал говорить о философии. Он сказал,

что личность – это иллюзия. Затем поинтересовался

нашим отношением к Иисусу и Кришне и, жонглируя словами, пытался доказать, что Кришна – не Бог, но его утверждения не были конкретными. Поначалу я решил, что он спрашивает в своей обычной научной манере, из любознательности, и привел ему объяснение, основанное

на парампаре. Я сказал, что Кришна не только Бог, но

162

больше, чем Бог. Потом я заметил, что профессор переходит

в нападение. Он сказал, что мы идолопоклонники. Его жена наблюдала, улыбаясь. Я почувствовал, что нахожусь в опасности. Профессор сказал, что грубоват с нами ради нашей же пользы, и что у нас будут проблемы со всеми профессорами, с которыми мы встретимся. Мне захотелось

уйти от этой парочки «трансцендентальных медитаторов

», которые обалдели от своей медитации и стали агрессивными, словно накурились марихуаны. Я сказал профессору, что его идеи – просто вымысел. Он настаивал:

«Достигли ли вы трансцендентного? Если не достигли,

вы не можете учить!» Видать, сидя в своей машине, он понастоящему опьянялся своей майявадой.

Поскольку профессор весь день был с нами любезен, я испытывал своего рода симпатию по отношению к нему и хотел вести себя по-джентльменски. Я сказал, что мы говорим, основываясь на авторитете шастр, поведанных Богом. Далее профессор говорил как типичный преподаватель

философии (я отчетливо понял это лишь потом), хотя до того момента я воспринимал его как человека, принимающего Писания. Вначале у меня создалось впечатление

о нем как о человеке, приветствующем принятие

трансцендентного знания.

Профессор продолжал спорить, спросив, может ли любой

человек принять какое угодно Писание. Мне не хотелось

с ним спорить, но я сказал, что есть разные писания. У меня абсолютно не было желания пререкаться с ним. Профессор был раздражен и хотел победить нас. На мой взгляд, разговаривать с ним не имело смысла. Я сказал, что не могу сообщать духовное знание человеку, пребывающему